|
Марина Ивановна Тюрина Оберландер – поэт, переводчик, прозаик. Родилась в Ленинграде (ныне Санкт- Петербург), в семье выдающегося учëного-почвоведа, академика И.В. Тюрина. Закончила филологический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова в 1972 г. и в 1980 г. аспирантуру того же факультета. По специальности филолог-скандинавист.
Скупые факты. Можно еще про работу добавить. Но это скучно. А что было в начале?
В начале, как известно, было Слово. А у меня Песнь. О Гайaвате. В девятом классе незабвенной московской 4-й английской задали нам прочитать и осмыслить Пролог к Песни. Я его стала осмыслять и… перевела. Перевод понравился, я даже приз за него на школьном конкурсе получила. С этого всë и началось. Хотя свои стихи сочиняла лет с шести. Просто не придавала этому значения.
На выпускной фотографии нашего класса преподаватель литературы написала: «Пусть тебе не изменяет муза». Напутствие оказалось пророческим. Муза мне не изменяла никогда. Время от времени она просто уходила в отпуск, но всегда возвращалась, и в минуту жизни трудную была со мной.
В юности я писала много и переводила всë, что попадалось под руку и находило отзвук в моей душе. Послала свои стихи в один из молодежных литературных журналов и получила их обратно с резолюцией: «Ваши стихи нас не заинтересовали». После чего собрала все свои опусы и кинула их в костëр. Переводы, впрочем, пожалела. Как ни странно, желание писать после акта огнепоклонничества не пропало, а, наоборот, усилилось. Пропало желание обивать пороги.
На четвëртом курсе филфака МГУ я попала в семинар к профессору Юрию Владимировичу Рождественскому, и общение с этим замечательным учëным не только оказало определенное влияние на моë творчество, но и подарило мне дружбу с поэтами Владимиром Буричем и Вячеславом Куприяновым.
Результатом этой дружбы явилось увлечение верлибром, от которого я потом постепенно отошла, вернувшись на привычные круги рифмованного стиха. Впрочем, отход от верлибра отнюдь не означает, что я полностью от него отказалась.
В университете я выучила датский язык и с упоением стала переводить никому не известных поэтов, сборники коих мне слали сердобольные датчане, с которыми я время от времени рaботала гидом-переводчиком в Москве.
К сожалению, датские поэты мало кого тогда интересовали, и поэтому за двадцать пять лет моей творческой жизни в России мне удалось опубликовать в общей сложности десятка два стихотворений. С прозой повезло больше. Самой крупной переводческой работой, а именно, книгой «Дания и Россия - 500 лет», посвящëнной истории дипломатических отношений между двумя странами, я по праву могу гордиться.
Последнюю попытку напечатать собственные стихи я предприняла в 1976 году, принеся их на суд одному маститoму поэту в «Новый мир». Маститый прочитал и произнес сакраментальную фразу, которую я до сих пор помню дословно: «Хорошие стихи, но печатать я их не буду, потому что в подборке посредственных они потеряются». Изумившись подобной логике, я наивно спросила, зачем печатать посредственные, если есть хорошие, вот же они, перед вами. На что маститый безмолвно развëл руками.
Куприянов посоветовал обратиться к Николаю Старшинову, который в то время пестовал молодые таланты, издавая в «Молодой Гвардии» альманах «Поэзия». Старшинов сразу взял перевод стихотворения Торильда Кристиансена в очередной сборник и обещал опубликовать мои стихи в одном из следующих. Но, к сожалению, наше намечавшееся сотрудничество по разным причинам так и не состоялось.
А потом я вышла замуж, родилась дочка, надо было заканчивать аспирантуру и больше думать о хлебе насущном. И тут моя муза попросилась в свой первый отпуск.
Надо отдать ей справедливость, отсутствовала она недолго, но на вещи стала смотреть несколько иначе. Впрочем, это вполне закономерно. Время идëт, меняется мир, а вместе с ним и мы. Есть ценности вечные, а есть преходящие. Главное – не растерять первые, чтобы не лишиться точки опоры. A ко вторым, как говаривала моя бабушка, надо относиться философски.
Бабушкина философия впоследствии пригодилась мне не единожды и очень помоглa пережить разрыв с мужем на двадцать первом году нашей совместной жизни.
Зализывать раны после развода я поехала к друзьям сначала в Европу, а потом в США. Друзья всячески старались меня развлечь и водили по музеям, званым обедам и приëмам. На одном таком обеде я и встретила свою судьбу…
С того памятного дня минуло без малого пятнадцать лет. Мы поженились с Леонардом на рубеже двух тысячелетий, и с той поры я живу в Вашингтоне. Одно время преподавала свой родной язык, читала лекции о современной русской литературе в Нью-Йоркском Университете, Международном Центре Вудро Вильсона в Вашингтоне и Пушкинском Доме в Лондоне, а сейчас полностью посвятила себя творчеству. В 2009 году я познакомилась с композитором Виктором Аграновичем, сотрудничество с которым вылилось в создание альбома «Когда врывается любовь». Альбом вышел весной 2014 года.
Может быть, мне и удалось бы «пробить» свои стихи в печать в пору волшебной юности моей, не восприми я слишком буквально совет героя своего любимого романа: Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всë дадут. Не учла, от кого совет исходил. Но будучи из породы стоиков, помимо всего прочего не лишенныx чувства самоиронии, я привыкла ни о чëм не жалеть и принимать жизнь такой, какая она есть. А в ней были и падения, и взлëты, была любовь, и не одна, была и своя «болдинская осень».
Cлучилась она в Пирятине, маленьком украинском городке, увековеченном Евгением Гребëнкой в романе «Чайковский». Там, на высоком берегу реки Удай, стоял наш фамильный дом, построенный в легендарном 1812-м моим прапрадедом по матeринской линии, в котором я провела свои первые детские годы и куда любила наезжать летом. То последнее перед замужеством лето, вытянувшееся в сентябрь, выдалось на редкость дождливым, что в буквальном смысле приковало меня к письменному столу в комнате с видом на реку. Под тихий шум дождя было написано много стихов, в том числе и весь цикл «Город моего детства» и несколько рассказов. Отдала я дань и переводам: перевела книгу датского писателя-юмориста Bилли Брайнхольста и написала статью-обзор датской поэзии 1973-74 гг., заказанную мне журналом «Иностранная литература». Статья не прошла по той причине, что стихов в ней было в два раза больше, чем критики: я по наивности полагала, что обзоры на то и пишутся, чтобы читателя познакомить с неизвестной ему поэзией… Рассказы же Брайнхольста впоследствии с удовольствием публиковали и «Крокодил», и «Литгазета», и та же «Иностранка».
Рождением моей первой книги я обязана всë-таки не Его Величеству Случаю, а Еë Величеству Судьбе, которая, как это ни парадоксально, в критическую минуту поворачивалась ко мне лицом и иногда преподносила совершенно неожиданные подарки.
В марте 2007 года, совершая свой очередной налëт на Москву, я неудачно сломала руку и застрялa в первопрестольной надолго. Вынужденная сидеть дома, я принялась разбирать семейный архив и на стихи свои напала. В этот момент и раздался телефонный звонок, который заставил меня в корне пересмотреть отношение к собственной поэзии, с удвоенной энергией перерыть и упорядочить тетрадки, листочки и записные книжки и осуществить то, на чëм я уже было поставила крест.
Мой старый друг, возникший невесть откуда после исчезновения на добрый десяток лет и за два года до этого звонка издавший сборник собственных стихов, отвëл меня за здоровую руку в издательство «Водолей», по дороге в которое название книги уже явилось… строкой из моего, пожалуй, любимого стихотворения, написанного в конце той незабываемой золотой осени 1976 года.
А потом пошли журнальные публикации и вторая книга, тоже в «Водолее».
На моих творческих вечерах, которые с момента выхода моей первой книги я провожу каждый год, мне чаще всего задают вопрос о раздвоении моего лирического героя, который, в зависимости от обстоятельств, является то в женском, то в мужском обличье. Объяснить этот феномен проще всего, прибегнув к психологии Юнга, но поверять алгеброй гармонию мне как-то не по душе. Тем более, что история появления на свет моего Animus\´a не лишена романтизма.
Начитавшись в детстве сказок, легенд и мифов и с трудом сдерживая свою неуëмную фантазию, я видела мир совсем не так. Тому сопутствовало ещë одно обстоятельство. Мой отец, женатый на матери вторым браком, принадлежал к поколению еë родителей и к моменту еë рождения уже успел и в Первой Мировой отвоевать, и Петровскую Академию (ныне Pоссийский государственный аграрный университет - МСХА им. К. А. Тимирязева) закончить. Поэтому семейный наш уклад значительно отличался от прочих, и уютнее всего я чувствовала себя в отцовской библиотеке, в значительной степени и определявшей это иное видение. Его разделяла моя ближайшая подруга Наташа, которой окружающее пространство временами тоже казалось тесным. Вырвавшись за его пределы, нам удалось выстроить собственный мир, где прекрасно уживались мечты и реальность, сны и явь. Населяли сей мир, помимо родителей и друзей, герои, сходившие со страниц любимых книг, спускавшиеся с подмостков сцены, выплывавшие из оперных арий и строгих мотивов прелюдий и хоралов. Естественно, что без нашего участия события в этом мире просто не мыслились, и нам в срочном порядке пришлось перевоплотиться в герцога и князя, потому что кроме как благородными рыцарями мы себя не представляли. Повзрослев, герцог перекочевал в мои творения, где всë чаще смотрит на меня со стороны.
В апреле 2014 года Марина Тюрина Оберландер была принята в Союз писателей ХХI века.
|
