Отзывы

 «Обычай исчезать» назвал свой новый стихотворный сборник поэт из Воронежа Сергей Попов. Не только дорожные мотивы, несмотря на названия разделов («Краткий визит», «Австралийские песенки», «Киммерийский Рим»), определяют линию книги. В желании исчезать — не задерживаться на чем-то постоянном, стабильном,?— поиск вечного без возвращений («…возвращенья — выдумка и ересь»). Что-то библейское проглядывает в этом посыле, хотя сам поэт кажется человеком земным и лишенным иллюзий. Поэтому, видимо, в подтексте книги — «торжество отчаянной свободы» с осознанием — иногда нелегким, что «ведь чревата расставанием привязка,/ и развязка прорисована сразу».
Мир поэта предъявлен в передвижении, в динамике, в незавершенности пространства и времени. Тем парадоксальнее в этом стремительном потоке образы, скрепленные спаянной метафорической цепочкой, звенья которой очень сложно отделить друг от друга, разорвать.
Леонид Мартынов утверждал, что стихи диктуются только прозрением — мысль, которая, по сути, не нова, об этом говорят многие поэты. Что касается стихов Сергея Попова, они возникают, по-моему, не только из прозрения, но, строго выверенные поэтическим чутьем, вытекают как будто из готовой математической формулы. В них есть немаловажное достижение созревшей души — несколько ироничное смирение перед неизбежностью неудержимого процесса мелькающей, как в кадре, жизни, исчезающих мгновений.

 На этих обочинах быстро летящих трасс нельзя задержаться, но можно оценить ускользающее и «на перекрестьи дорог», отпуская его от себя.
«Любая божья ерунда», которую «бог маракует тем же тестом» (бог — творец-поэт), в поэзии Попова выходит за линию банальности, мы не встретим здесь общих мест. Ничто не повторяется два раза. Даже излюбленный у всех поэтов образ птицы — символ счастья и свободы — удивляет оригинальным решением оплакивания не журавля в небе, а именно синицы, которая «не в руках». «Тесто» состоит из противоречий, успешно или безуспешно пытающихся примириться между собой, создать внутреннюю гармонию. Но и поэт, и читатель понимают, что и она неуловима так же, как все вокруг — предметное или беспредметное, оттого «безнадежно снаружи и пусто внутри».Через душу пропускаются все жизненные атрибуты, примеряясь к ней.

 Возможно, это бессознательный поиск точки опоры, желание запечатлеть хотя бы в стремительно бегущей строке ускользающие картины жизни. В подчинении поэтического слова находится живой и разнообразный мир, пропускаемый через призму боли, близкой к духовной. Общность с миром этим ощущается иногда через «слой строительной ветоши», незаконченной стройки того Провидения, которое знает «все назубок».

 Плотная, сконцентрированная, сложная реальность внутри пытается пробиться в более высокую и недоступную, применяя для достижения цели какие-то невероятные усилия. И кажется, что эта реальность вполне материальна. На самом деле — образ далекой мечты, к которой удается прикоснуться только взглядом. Ощущение подтверждается, когда читаешь стихи в прозе, присутствующие и в этом сборнике:

…Хочется поскорее приблизиться, рассмотреть, впитать свет. И потому ускоряешь шаг, увлекаешься, почти бежишь. И уже совсем вблизи понимаешь…
Никакое это не лиственное пламя и не дружеская на пленительном пленэре вечеринка. Это другой мир, где множество маленьких фонарей горит над тесовыми дверями погребков и распахнутыми воротами винных садов, где позеленевшие часы на церковной колокольне терпеливо отмеряют уже не одно столетие, где сюртучный оркестрик на тесной площади прилежно выводит штраусовские рулады.

У Сергея Попова, по крайней мере, в этой книге трудно найти какие-то прямые строки о любви, о чувствах. Но вспоминается Бунин, который, в основном, о чувствах умалчивал. В них можно удостовериться только по силе его поэтической живописи. В этом отношении поэзия Сергея Попова — прямая наследница бунинской: «От наблюдения — к образу, от образа — к чувству, от чувства — к размышлению о величии и смысле жизни».