Отзывы

Мое знакомство с отцом и сыном Владимиром Ивановичем и Владимиром Владимировичем Коркуновыми началось случайно, но для меня многозначительно. Пребывание в больнице прибавляет пациенту опыта и пристального внимания к жизни. Во всяком случае, так было со мной некоторое время назад: мое художественное ощущение бытия, людей, их судеб, подчас горьких. Я нежно возлюбила санитарку Таню, как и многие ее подруги, проживающую в городе Кимры. Объясняла мне Таня, что мужикам работы в Кимрах недостает и приходится бабам преодолевать нелегкий путь в электричке до Боткинской больницы. Сама же Таня была очень добрая, пригожая, умно претерпевающая невзгоды своей юдоли. Таня постоянно, во время ночных дежурств, рассказывала мне о своем родном городе Кимры, когда-то в давние времена пышно знаменитом, богатом, славившемся своими ярмарками, особенно же, со времен Петра I, сапожным ремеслом. Говаривали, что нет этим мастерам равных. Был и стройный древний храм, посещаемый и высокими лицами и простыми прихожанами. Теперь на месте храма и дедовского кладбища — парк культуры и развязная танцплощадка.
Милая Таня была хорошо знакома с Владимиром Ивановичем Коркуновым, замечательным, скромным и нимало не тщеславным знатоком и исследователем родных мест и всего Тверского края. Так началась дружба моего сердца и образа Владимира Ивановича, с которым мы вступили в переписку и иногда говорили по телефону. Я стала неуверенно хлопотать о его членстве в Союзе писателей, надеясь, что эта условная почесть поддержит его уверенность в себе и его неустанных трудах. Мою просьбу удовлетворили. В моих печалях, посвященных городу Кимры и другим русским городам, до сих пор претерпевающим небрежение, да и просто разрушение, есть одна светлая мысль — о Владимире Ивановиче Коркунове (я заметила за его сыном и другой талант — его стихи), только надежда и спасение этой земли и всей земли, дарованной человечеству.
Я благодарю Володю Коркунова за сведения об Осипе Эмильевиче Мандельштаме и о Надежде Яковлевне Мандельштам. Любое сведение о трагическом сюжете их жизни для нас драгоценно.

Владимир Коркунов в своём стихотворении усложняет появившийся в середине XX века «парадокс друга Вигнера», в свою очередь, усложняющий известный эксперимент Шрёдингера с котом. Юджин Вигнер предполагает, что пока другу вне лаборатории, где стоит ящик с котом и ядерной реакцией, не станет известно, жив кот или мёртв, признать кота живым или мёртвым невозможно, а сообщить это должен экспериментатор. Но в стихотворении Коркунова экспериментатор умрёт (в будущем времени!), а, следовательно, нам никогда не станет ничего известно — ни «жив или мёртв», ни «кот или кошка». То есть, Вигнер ставит вопрос о непрерывности информации о статусе объекта как свидетельство достоверности эксперимента, а Коркунов сомневается в возможности непрерывной передачи информации.

Главное достоинство стихов Владимира Коркунова — ярко выраженное стремление остановить мгновения ускользающей жизни, разгадать её неподатливую тайну.

Владимир Коркунов работает как с конкретистской и минималистической поэтиками, так и со своего рода наивным абсурдизмом; любовные мотивы трансформируются здесь в притчу о самой возможности существования, однако гротеск не приобретает макабрических форм, подразумевая приятие бытия, пусть бы и изменённого.

Все, кто высказал мнение об этих стихах, подчеркивают, что Владимир Коркунов находится в поиске. Это действительно пока главное его положительное качество, но, работая ненайденными словами, он всех как-то заставляет себя читать. Дело, наверное, в том, что есть ещё одно важное свойство у этих стихов. Один из наиболее точно взятых
здесь звуков — гуманистическая нотка, негромкая, не перерастающая в гуманистический пафос, поэтому внятная и запоминающаяся.

Это своего рода бунт литератора Коркунова, нелепый, странный, удивительный, но бунт. Против мира как набора догм и условностей. Автор, точно один из его героев, по сути ставит ключевой вопрос: «Знал ли о своём уродстве, чувствовал ли? Или весь мир вокруг него был уродлив?».

Основа прозы Владимира Коркунова — сочетание двух и более художественных реальностей, в которых разворачивается действие его историй. <...>
Сколько «слоев» сновидений разделяют (либо объединяют!) персонажей этого повествования, можно сбиться со счета, но автору, кажется, интриговать читателя доставляет удовольствие!.. И даже более того: Коркунов подает амбивалентность бытия как повод задуматься над ним. <...>
Его проза — не воспитательная метода, да и двуличность в рассказах — не нравственного порядка, а метафизического. Мне кажется, автор ищет художественный смысл амбивалентности.

Подобно тому, во что мы не верим, но что так непредсказуемо случается и в жизни, весь сборник переполнен одновременным существованием реального и иллюзорного, снов и яви, мира человеческого, мира ангельского и мира животных, в которые время от времени вторгаются к тому же существа из сказок. <...> И герои В. Коркунова стоят всё время на тонкой кромке, не принадлежа полностью ни одному из миров, ни реальному, ни фантастическому, ни человеческому, ни звериному. <...> Герои то ли живут одновременно во сне и наяву, то ли границы между сном и явью для них столь же призрачны, как граница между водой и песком. Они видят сны во сне. Они даже могут полюбить человека, увиденного во сне, и «познакомиться с человеком, которого уже любишь». <...> Падение и полет — две антитезы, постоянно существующие в арсенале используемых писателем образов и символов.

Творчество поэта, как и поэтическая судьба открыты множеству углов зрения. И краеведческий ракурс — один из них и далеко не самый простой. Он требует широких знаний и искусных сопряжений и сулит даже незнакомым друг с другом и подчас разделённым столетиями персонажам неожиданную встречу в местности, вдруг оказавшейся для них общей и на которую устремлён неравнодушный авторский взгляд. Так Осип Мандельштам со своим последним — «Савёловским» — циклом оказывается «соседом» по Кимрам и Арсения Голенищева-Кутузова с его «Затишьем и бурей», и Беллы Ахмадулиной с ее «Помышлениями о Кимрах»: пусть их отделяют друг от друга примерно по 60 лет, но их знакомят и соединяют и волжская волна, и панорамный флёр именно этого и никакого другого места. Владимир Коркунов в своей новой книге «Кимры в тексте» ощущает себя не только автором, но и пером, которым водит «гений» этого места. При этом ощутима его филологическая закваска: книга Коркунова даже не литературное краеведение, а литературоведческое. Факты не просто сообщаются и произведения не просто цитируются, а сопоставляются друг с другом и анализируются.

Кимры. Всякому русскому знакомое имя и мало кому известное место. Владимир Коркунов рассказал о городке в центре России со знанием, любовью и редким тщанием. В биографию города с её ландшафтом, событиями и человеческими лицами, с её отражениями в литературе, вплелись эпизоды судьбы Осипа Мандельштама, Михаила Бахтина, Беллы Ахмадулиной... У Михаила Кузмина мелькнул когда-то замысел поэмы-каталога: «Взять старую географию России/ И перечислить/ (Всякий перечень гипнотизирует/ И уносит воображение в необъятное),/ Все губернии, города,/ Сёла и веси,/ Какими сохранила их/ Русская память...» Вот так бы и написать о каждом месте русской памяти, как это сделал автор книги о Кимрах. По долгу памяти.

Исследование локальных текстов является одним из самых популярных направлений современной гуманитаристики. Несмотря на мнение классика этого подхода, покойного В.
Н. Топорова, ограничивавшего поэтику локальности «петербургским текстом», его последователи говорят о локальных текстах разного масштаба — от «московского», «уральского», «крымского» — до «арбатского» или «текста Самарской Луки». Кимрский поэт, филолог и краевед Владимир Коркунов пишет в своей книге о поэтике и литературном отображении родного города. Помимо собственно обзора кимрской словесности, основную часть книги включают содержательные очерки, посвящённые жизни и творчеству Осипа Мандельштама, Михаила Бахтина, Александра Фадеева, Беллы Ахмадулиной и других в, так сказать, кимрском преломлении.

В. Коркунов прослеживает, как бытие города с его особенностями отображалось авторами сторонними, «извне», и местными, «изнутри». <...> В этом исследовании история, краеведение и литературоведение взаимосвязаны, — только так можно получить целостное представление о месте города в истории большой страны. А чёткое выделение знаковых черт, являвшихся на протяжении веков лицом города, помогает осознать особость Кимр в ряду больших и малых российских городов.

По стилистике — книга для чтения по краеведению и истории; по плотности материала и его проработке — научная монография; тема: город Кимры в русской истории и литературе.

Книга «Кимры в тексте» <...> по сути, перевернула стереотипные представления о краеведении как о занятии хоть и полезном, увлекательном, но вроде бы далёком от серьёзной науки. <...> Сам автор, успевающий следить за быстролётными текущими публикациями, назвал проделанную работу «альтернативной историей края», которая, тем не менее, укладывается «в традиционный кимрский краеведческий канон». <...> Впервые стали достоянием широкой аудитории уникальные издания и публикации, воссоздающие дух времени…