Произведения

В гости к своим родителям Раиса нагрянула внезапно. Захотелось сделать сюрприз старикам перед Новым годом. Она уже, если честно, давно не была в родной деревне. Из-за нескончаемых хлопот с внуками откладывала поездку два отпуска подряд, а тут вдруг бросила всё, собралась в спешном порядке, купила подарки и вот уже очутилась на пороге родного дома. Мать в это время мыла посуду в большой чашке на кухонном столе, обернулась на стук входной двери, да так и осталась стоять в растерянности с мокрой тарелкой в руках. Затем опустила её обратно в воду и, вытирая на ходу о передник руки и повлажневшие глаза, бросилась навстречу к долгожданной дочери. Та, только и успела скинуть с себя пальто, меховую шапку, машинально повесить их на деревянную вешалку у входа. Они обнялись, расцеловались.
-А где отец? - спросила разволновавшаяся от трогательной встречи Раиса.
- Он по «второму каналу» сериал смотрит.
- А вы что, телевизор купили? - удивилась гостья. - Что-то ты мне не писала об этом.
- Да нет,- смеясь от радости, стала объяснять мать. - Это наш дед так окна в доме называет. То, что из кухни выходит во двор - первый канал, а которое в другой комнате смотрит на улицу - второй.
На шум, раздвинув ситцевые дверные занавески, вышел из передней ещё больше состарившийся за два года отец. Он без слов обнял дочь и, стесняясь навернувшихся слёз, скороговоркой произнес: «Вы тут с матерью пока о бабском своём поболтайте, а я в аккурат сериал досмотрю, мне немного осталось». Он поспешно развернулся и скрылся за пёстрыми шторами.
- Как интересно…- проговорила заинтригованная дочь, вымыв руки и усаживаясь за стол, на который радостная мать суетливо выставляла домашние соленья, варенья. - Может, ты мне расскажешь про нескончаемый фильм за окном? И как он у вас называется?
- Называется он в нашей деревне «Майса». Его все смотрят, у кого телевизоров нет. А нет их почти у всех.
- А что это значит - Майса?
- Сейчас чаю налью и подробно расскажу с самого начала, - пообещала мать, проворно управляясь между плитой и столом. Ради гостьи из шкафа она достала три красивые фарфоровые чашки. В две из них сначала налила настоянную на травах и сушёной землянике ароматную заварку, затем добавила деревенских сливок и только потом подлила кипяток из чайника. В доме запахло летом, счастливым детством, и Раисы поняла, что только здесь её душа наполняется редким для наших дней чувством спокойствия и защищённости. Уставив весь стол нехитрыми угощениями, мать села напротив, и, подперев голову рукой, с любовью стала наблюдать за дочерью.
- А ты, мам, чего не пьёшь? - поинтересовалась та, обмакивая жирный ноздрястый блин в миску со сметаной.
- Так мы с дедом только что позавтракали. Вон ещё посуду не успела помыть. А тут такая нечаянная радость … Прямо до сих пор не верится.
- Я пока буду объедаться всеми вкусностями, ты, мам, рассказывай мне про «Майсу», как обещала.
- Ах, да. Майсой у нас зовут татарку, что в нашей деревне года два назад объявилась. Если помнишь, на том конце улицы раньше Серёгины жили.
- Но они вроде умерли.
- Так-то оно так, а только сын их, Володька, разбогател и решил на родительской усадьбе себе новый загородный дом построить, чтобы летом семья на природе отдыхала. У нас теперь больше половины деревни дачников понаехало. Из местных одни старики свой век на земле доживают. Да…  Ну, слушай дальше. Володька тот нанял в городе позапрошлой весной бригаду шабашников для строительства дома. А те на вокзале с Майсой познакомились. Её, как мужики рассказывали, под старость лет из тюрьмы насовсем выпустили. Вреда от неё никакого, да и пользы тоже. Крутилась она там по перрону среди людей, идти-то некуда.  Всем желающим компанию составляла, заодно поест, попьет. Строители эту тюремщицу и привезли с собой в нашу деревню. Майса бригаде всё лето еду готовила, в магазин за водкой бегала, пела, плясала, ну и ночами ералашила. Уголовница пожизненная, что с неё возьмешь.
Видя, что дочкина чайная чашка опустела, мать подлила заварки, затем кипятка, пододвинула поближе малиновое варенье и продолжила:
- Наступила осень. Рабочие закончили стройку, получили от Володьки расчёт и разъехались по домам. А Майса осталась. Кто её с собой заберет? Никто. Поиграли и будя. С тех пор кончилась спокойная жизнь в нашей деревне. Добрые люди из дачников, когда уезжали на зиму в город, понаоставляли ей всякой одежды, а жить всё равно где-то надо. Тут на неё, видать ещё с лета, глаз положил дед Никифор. Он один зимует, а тут такая весёлая дама пропадает. Позвал в дом. Она, конечно, с радостью у него расположилась. И опять понеслось: пьянки, гулянки, пляски. Этот старый жених ходил по деревне, хвалился, что только с Майсой вкус жизни понял, до этого не жил, а мучился. Бывало «молодуха» чуть свет его в магазин уже волокёт, в хребтину толкает, торопит. Ей плясать охота, мочи нет, а Никифор уже ноги от земли оторвать не может, еле бороздит калошами до винной лавки и обратно.
- А как она у нас в соседях оказалась? - спросила Раиса, помешивая ложечкой чай.
- Через полгода помер Никифор. Загоняла она его сердешного. Мыслимо ли так жить на старости лет! Вот... Потом приехал его сын. Побыл тут с неделю, оформил какие надо документы. В последний день окна со стороны улицы наглухо заколотил, всё везде запер, Майсу выставил за порог и, помнится, к вечеру укатил обратно. В ту же ночь дом заполыхал ярким пламенем со всех четырёх сторон. Татарка оказалась ещё и мстительной. Неужели она думала, что ей дом подарят?
Раиса отпивала небольшими глотками вкусный чай с вареньем, слушала рассудительную, плавную речь матери и не могла наглядеться на самого близкого ей человека. Светлый головной платок скрывал седые волосы. Появившиеся новые морщинки на лице не портили его, а вызывали щемящую тоску от быстротечности жизни. Захотелось, как в детстве, прижаться к материнскому плечу, почувствовать родное тепло, погладить натруженные от непомерной работы руки, а вечером лечь на тёплую лежанку за печку, отодвинуть занавеску и слушать простые истории, которыми делились друг с другом ещё молодые и здоровые родители, занимаясь нехитрыми делами. А в доме тикали ходики, было тепло, уютно и покойно. К реальности её вернул знакомый голос.
- Сыну позвонили соседи. Он приехал, с Майсой связываться не стал. Что с неё возьмешь, если даже из тюрьмы выгнали. Обошёл пепелище и сказал: «В принципе, она мне даже помогла. Старый дом я всё равно планировал снести, а на его месте новый построить. Теперь не надо голову ломать, куда хлам девать». Сел в машину и был таков. А зима приближалась. Сначала Майса обжила брошенный сарай, что от развалившегося колхоза уцелел. Через месяц и он сгорел. Тут наша соседка, баба Дуня, возьми да и помри в ноябре месяце. Остался на хозяйстве сын Колька. Ну, ты его, алкаша, знаешь. Всю жизнь, сколько помню, пил, дурака валял, подворовывал на водку, где что плохо лежало. А матери жалко его было. Тянула одна на себе огород, коровенку до последнего держала. Сын старший из города в отпуск приезжал, помогал дрова заготавливать на зиму, сено скотине. А Колька жил, как на курорте. Одна забота - выпивку достать.
В это время к ним вышел из передней комнаты отец. Сел рядом с дочерью за стол и пододвинул к себе свободную чайную пару.
- Налить что ли? - спросила его заботливая жена, вставая со стула. - Кино закончилось или будет продолжение?
- Плесни маленько,- отозвался старик, сбоку рассматривая дочь. - Продолжение, думаю, будет уже на «первом канале».
- Что же такого интересного вам Майса показывает, что вся деревня у окон сидит? - удивлялась Раиса.
- Сейчас сначала доскажу про Кольку,- сказала мать, подавая мужу горячий чай, - и всё понятно станет. - Так вот, баба Дуня дом при жизни оформила на старшего сына, а с него перед смертью клятву взяла, чтобы тот заботился об этом алкоголике, насколько сил хватит. Как её не стало, один Колька в доме жить не смог, обслуга нужна. Майса тут как тут. С тех пор с утра она на крыльце стала выплясывать, творить такое, чего по телевизору не увидишь. Мы сидим, смотрим её через «первый канал». Устанет, начинает по деревне носиться в чудных нарядах, что люди отдают, комедию ломать. Смотрим с дедом «второй канал».
- А сколько же ей лет?
- Говорят за семьдесят. Документов-то при ней нет. Вольная птица.
- Ничего себе,- поразилась Рая,- такую тяжёлую жизнь прожить и силы находить на пляски?
- Я ещё не до конца историю рассказала,- отозвалась мать, унося пустые чайные чашки на кухонный стол.
- Да брось ты эту посуду, потом сама всё перемою, - торопила рассказчицу дочь. -  Сколько у вас интересного произошло за время моего отсутствия! Продолжай дальше.
 - Ну, слушай…. Колькин брат летом приехал, посмотрел на эту развесёлую парочку и вытряхнул их из дома жить в баню. Им какая разница, где валяться. Плясунья только пить горазда, а работушка бы на ум не шла. Загадили дом, страшно было войти. Старшой всё за отпуск отремонтировал, даже крышу перекрыл. Месяц прошёл, он на дверь замок повесил и обратно в город к семье вернулся. Колька с Майсой в холода начали в бане печку топить и спалили её напрочь. Специально или по неопытности, никто не знает. Они оба к домашним делам не приспособленные, тут думай, что хочешь. Деревенские их к себе на постой не пустили, кому они нужны вечно пьяные. Деваться молодожёнам некуда, стали жить в туалете.
- У наших соседей ещё и просторный тёплый туалет имеется? - удивилась Раиса.
- Да нет. Такой же, как у всех, что стоит за сараями,- разочаровала её мать.
- Но разве можно в нём жить, если там сидеть одному тесно? - не могла взять в толк, теперь уже городская дочь.
- Они на пепелище собрали кое-какие остатки вещей, часть люди дали,- продолжала вносить ясность рассказчица, - на толчок Колька положил доски, сверху горелый матрас и спал повыше, согнувшись калачиком. Майса рядом на полу у двери, потому как часто отлучалась в магазин за водкой.
- А где же они деньги на выпивку брали? - не унималась Рая.
- Сосед наш пенсию по старости получает,- подал голос отец. - Правда её надолго не хватает. Спустят всё и тогда у людей начинают занимать. Срок подходит пенсию получать, глядим, по улице Колька идёт, а рядом несколько человек его сопровождают, чтобы свои кровные вернуть. Он им деньги на почте раздаст и снова идёт занимать по дворам. Весело живут...
- А когда морозы ударили,- продолжила рассказывать грустную историю мать, - Майса ноги отморозила. Пьяная, без чувств, в туалете своем лежала, проснулась, а встать не может. Народ вызвал «скорую», ее забрали в больницу. Сначала пальцы отняли, а потом и ступни, считай до пяток. Почтальонша Колькиному брату позвонила. Он приехал, поглядел на обжитой сортир, сгоревшую баню и жалко ему стало до слёз своего заблудшего младшенького. Съездил в райцентр, купил для этого алкоголика вагончик, утеплил, провёл электричество, установил обогреватель и газовую плиту с баллоном. Даже телевизор на стену повесил. Пенсию за брата сам стал получать, каждую пятницу продукты ему завозить, когда бутылочку прикупит к празднику. Понимает, что душа Колькина водки просит.
- А Майса когда появилась?
- Её из больницы не выписывали до тех пор, пока в богадельню не оформили. Она ведь без роду и племени, без прописки, без пенсии. А тут ещё и обезножила. На улицу в мороз хозяин и собаку из дома не выгонит, а это ж всё-таки живой человек. Добрые люди похлопотали, выделили ей комнатенку в казённом доме, чтобы достойно век доживать. «Артистка» наша там в себя пришла, а когда документами обзавелась, денежки от государства получать стала и давай дедов в приюте спаивать. Там, говорят, такие оргии закатывала, не смотри, что на пятках ходит, а хоть спутывай. Врачи бились, бились, к совести взывали, а только она и не знает, что это такое. Прожжённая тюремщица, одним словом. Вытряхнули её оттуда весной, так она пешком на одних пятках в нашу деревню снова пригрохотала со своим узелком. Колька, конечно, был рад до одури. Дым коромыслом в вагончике стоял, пока её пенсию не пропили. С тех пор так и веселит Майса всю деревню. На её пособие от государства пьют, а на его деньги по пятницам брат еду привозит.
Отец Раисы поднялся со стула, пересел на маленькую скамеечку возле печки, приготовился покурить. Он достал из-за трубы пачку «Примы» и начал рассуждать об услышанном:
- Я вот смотрю на соседей и думаю, сказки раньше писались с живых людей, не иначе. К примеру, Колька наш - чистой воды Емеля. Всю жизнь на печи пролежал, палец о палец не ударил, а был сыт и пьян. Умные его, дурака, обрабатывали. К старости, откуда не возьмись, баба весёлая привалила. Стало ему ещё лучше, чем было.
- Да уж,- подала голос мать, громыхая на столе посудой,- явилась по щучьему велению прынцеса к алкашу, которая всю жизнь в казённом терему за колючей проволокой просидела, и зажили они счастливо.
- А разве плохо в веселье пребывать,- поддразнивал жену старик. - Баба горя хватила через край, а не унывает. Вот считай: семьи нет, детей нет, угла, на старости лет, нет. Слава Богу, добрые люди пенсию выхлопотали, а она пляшет. Её уже и ног почти лишили, Майса на пятках вытворяет такое, ты с двумя ногами так не умеешь.
- Может, угол в вагончике снимешь? - заводилась мать, насухо вытирая посуду кухонным полотенцем. - Не надо будет у окошка сидеть, начало концерта дожидаться.
- Я не о том, - примирительным тоном заговорил он, прикуривая от уголька. - Вот мы прожили с тобой всю жизнь в достатке. У нас добротный дом, детей вырастили, выучили не хуже других, здоровьем Бог не обидел, а когда ты последний раз плясала? Не вспомнишь даже. Как не посмотрю, всё губы на бок, всё чем-то не довольна. На днях палец занозила, так стонала так, что хоть из дома беги. А Майсе в тюрьме, я думаю, за всю жизнь лихо доставалось, потом, на старости лет, и оттуда вышвырнули, а дальше что? Другой бы человек повесился от такой жизни, а она пляшет, даже на одних култышках. Как так понимать? Растолкуй.
- Иди уже,- сердито позвала старика жена,- по «первому каналу» концерт начинается. Огневушка-Поскакушка плясать на крыльцо выходит.
- Почему Огневушка-Поскакушка? - осторожно задала вопрос Раиса.
- Полдеревни потому что спалила, а мне её ещё в пример ставят,- с обидой в голосе проговорила мать и ушла в другую комнату.
Дочь с отцом развернули свои стулья от стола в сторону соседей. На крыльце начинала свои пляски подвыпившая худая старушка в модном, кем-то подаренном подростковом розовом спортивном костюме в облипочку, странной шляпе с вуалью и платочком в руках. Она покосилась на окно, убедилась, что зрители на месте и начала производить странные неповторяющиеся телодвижения.
- И долго она так танцует? - спросила у отца Рая.
- По-разному. Сегодня морозно, водка быстро выветрится. Минут десять-пятнадцать продержится «артистка» и уйдёт в свой вагончик.
- Не надоело одно и то же смотреть изо дня в день?
- Ещё как надоело. Ноне она добрая, прилично танцует. А иной раз нам с бабкой и зад покажет, рожи всякие скривит. И смех, и грех.
-Так зачем вы всё это смотрите. Не обращайте на неё внимания, глядишь, прекратится этот стриптиз для нищих.
- Ты думаешь, нам её танцы нужны? Дом свой охраняем, а то со зла керосином плеснёт, спичкой чиркнет, и пойдём в баню жить на старости лет. Ей терять нечего. Вся деревня, поэтому, у окон сидит, с Майсы глаз не спускает.
- А чего ты тогда философствовал про Емелю, мать расстроил?
- Ничего, - хитро подмигнул отец,- пусть поревнует. Зато сейчас докурю и мириться с бабкой будем. Ждёт ведь меня у «второго канала».
Раиса растерянно улыбнулась, глядя на своих стариков, сумевших сохранить в душе трогательную любовь друг к другу, не утративших чувство ревности и желания мириться. Она взяла у двери свою дорожную сумку и, в приподнятом настроении, направилась в переднюю комнату выкладывать на стол новогодние подарки.

Ближе к обеду послышался удар в дверь, и отец с шумом занёс в квартиру замёрзшую, перевязанную в трех местах шпагатом, долгожданную новогоднюю ёлку. У всех вмиг улучшилось настроение, началась суматоха с установкой и украшением оттаявшей зеленой красавицы. Второклассник Дима доставал из картонного ящика подзабытые за год ёлочные игрушки, с упоением рассматривал причудливые фонарики, витые переливающиеся сосульки, стеклянные резные снежинки, сказочных зверушек, разноцветные шары, усыпанные блестками, подавал их, держа за петельки, маме, и сердце в его груди прыгало от радости в предвкушении самого любимого праздника в году. Когда на дне коробки остались обрывки прошлогоднего серпантина и конфетти, отец укрепил на макушке елки красную звезду и включил для проверки гирлянду. Комнату было не узнать. Всю её ослепила своей неземной красотой разряженная виновница торжества. Завораживающе мигала гирлянда в виде маленьких свечек, вспыхивали, отражая свет, разноцветные игрушки, искрились стеклянные бусы, с достоинством расположившиеся на пушистых лапах, пёстрый переливающийся дождь, струящийся от макушки до последней ветки, позволял елочке прятать богатство своего убранства от глаз присутствующих до следующей вспышки огоньков, что придавало сказочной таинственности и загадочности. Дед Мороз со Снегурочкой стояли под елочкой, увязнув в вате, как в снегу, и ждали начала праздника.
        Уставший от проделанной работы и нахлынувших впечатлений Димка уселся на диван, обнял любимого плюшевого медвежонка и решил на этот раз точно дождаться прихода настоящего Деда Мороза. Ради этого он дважды днём пытался уснуть, желая набраться побольше сил. Мама убрала с пола пустые коробки из-под ёлочных украшений, ещё раз придирчиво осмотрела ёлку и ушла на кухню. До полуночи было далеко.
Рыжая Вовкина физиономия протиснулась неслышно в приоткрытую дверь, веснушки некоторое время мигали на его лице в такт гирлянде, затем появилось и само туловище в шортах и майке с перекошенным изображением божьей коровки во всю грудь, что говорило не о болезни насекомого, а о низком качестве трикотажа.
-Вот это да! - с завистью произнёс парнишка, широко раскрытыми глазами осматривая нарядную ёлку. - Здорово...
Димка в душе ликовал от похвалы старшего друга, но сдерживая эмоции, спросил с подвохом: «А у вас что, нет елки?»
- Да мамка поставила на телевизор маленькую искусственную ёлочку, так, для вида. А к вам зашёл, как в настоящий лес. Здорово... Запах даже в коридоре почувствовал.
- Вовк, мне интересно, - не унимался ликующий парнишка, - куда же Дед Мороз подарок тебе положит, если ёлочка игрушечная?
         - Вот что значит мелюзга,- перейдя от восторга к реальности, с видом наставника заговорил сосед. Он повернулся спиной к ёлке, вспышки которой отвлекали от серьёзной беседы, сунул руки в карманы шорт, при этом удлинённая букашка сильнее искривилась и стала больше походить на больного, в крупных чёрных пятнах удава со странными усиками на голове.
      - Какой Дед Мороз? - Тоном взрослого человека продолжил Вовка. - Какие подарки? Все эти сказки придумывают родители, и подарки они сами под ёлку кладут или под подушку. Мне пацан один из нашего класса рассказывал.
Закончив своё краткое выступление, Рыжий, как его звали во дворе, уселся на диван любоваться новогодней красавицей.
Димке от этих слов стало больно и обидно. В душе боролись два чувства: вера в чудеса и разочарование. Мальчик, как мог, пытался разубедить друга и отстоять своё право на сказку единственный раз в году.
- Это потому родители подарки сами кладут,- срывающимся голосом заговорил второклассник,- что дети письма в Лапландию не пишут. Откуда Дед Мороз узнает, что им надо? Раньше я не умел писать, может, родители сами и покупали мне машинки, а в этом году заранее письмо отправил и дождусь своего,- на повышенных тонах закончил свою пламенную речь Димка, убеждая в этом больше самого себя, чем друга.
-Твоя Лапландия сейчас на кухне салаты режет и ждёт, когда ты уснёшь, - шмыгая по дивану машинкой, настаивал на своём сосед, - а утром они расскажут тебе басню про приход Деда Мороза и всё такое...
Разговор детей хорошо был слышен родителям. Пока шёл спор, отец на цыпочках, поставил стул, достал с антресолей спрятанные лыжи, положил их в коридоре и закрыл на кухню дверь.
- Я в прошлом году, после того, как одноклассник мне всё рассказал, пришёл домой, перерыл все шкафы и нашёл спрятанный для меня подарок за кучей постельного белья в шифоньере,- с грустью в голосе констатировал Вовка. - Вот и ты проверь все полки и найдёшь то, о чём в письме просил Деда Мороза.
- Ты думаешь, если я младше тебя, то ничего не понимаю?
Мальчик, обидевшись, сполз с дивана, подтянул сползшие шорты и, подойдя к ёлке, нервно стал крутить стеклянную сосульку, висящую на длинной нитке.
- Если хочешь знать, - обернувшись к другу, продолжил начатый разговор Дима, - я пролазил все шкафы, кладовку вчера перебрал и за шторами смотрел, пусто. А у Деда Мороза просил лыжи. Их за постельное бельё не спрячешь. Вот и решил сегодня сидеть на диване рядом с ёлкой до двенадцати часов.
У Вовки все аргументы закончились, ему и самому хотелось волшебства, но на правах старшего он считал себя обязанным растолковать суть происходящих вещей.
Настроение у обоих испортилось, играть в «Железную дорогу» расхотелось, нависшее разочарование витало в воздухе, и даже хвойный аромат не смягчал ситуации. Казалось, и ёлка стала бледнее светить, опустила обиженно ветки, прикрывая игрушечного Деда Мороза со Снегурочкой от недоверчивых ребят, лишающих себя светлой веры в чудесный праздник.
Димка снова сел на диван, с грустным лицом обнял медвежонка и уже не рад был приходу друга, испортившему его настроение, растоптавшего на правах старшего веру во всемогущего Деда Мороза, которого он ждал целый год. В комнате стало угрожающе тихо, только было слышно, как Вовка бессмысленно крутил колесики своей игрушечной «Нивы», не зная, под каким предлогом уйти домой.
В коридоре что-то стукнуло. Оба встрепенулись и кинулись к двери. На полу красовались новенькие лыжи. С минуту мальчишки не двигались с места, широко раскрытыми глазами озирались по сторонам и силились понять, как всё произошло. Радостный получатель подарка приоткрыл дверь на кухню и, глотая слова, спросил: «Мам, а к нам, это..., никто не приходил?»
Родители сидели в домашней одежде и спокойно смотрели телевизор. Этот факт отметила про себя и Вовкина голова, торчащая над Димкиной в дверном проёме.
- Да нет, вроде,- сняв очки, спокойно ответила мама,- мы только что слышали какой-то стук, но дверь никто не открывал. А что?
- Да так,- счастливый Димка захлопнул дверь и, подбоченившись, зловеще зашептал. - Говоришь, родители подкладывают, говоришь, друг рассказывал? А кто мне лыжи принёс, если магазины закрыты, родители никуда не выходили, сам видел, и в доме я всё проверил, их нигде не было? Что теперь скажешь? А...?
Вовка растерянно смотрел то на лыжи, то на соседа, не зная, что ответить. Затем резко метнулся к полке с обувью, отыскивая свои небрежно брошенные тапки.
- Да где же второй тапок-то, ё-моё? - злился он, бешено роясь в тёмном углу. - Из-за него подарок свой проворонить могу. Я ведь Деду Морозу приставку «Денди» заказывал. - Выпалил он свое сокровенное желание. - А что если они со Снегурочкой с верхних этажей пошли, а меня дома не было?
И не дожидаясь ответа, он выскочил в коридор в одном тапке на босу ногу и помчался по нему, минуя лифт, к лестничному пролету, экономя время на ожидании.
Счастливый Дима в обнимку с лыжами зашёл в свою нарядную комнату, в которую снова вернулось праздничное настроение, хвойный аромат и, казалось, что Дед Мороз со Снегурочкой под ёлочкой слегка улыбались мальчику, до конца верившему в исполнение своей мечты, не важно, с чьей помощью исполненной.
Через какое-то время, тихонько приоткрыв дверь, родители увидели сынишку крепко спавшим на диване в обнимку с подарком. Во сне он продолжал улыбаться свершившемуся долгожданному Новогоднему чуду.

 День Учителя отмечали в сельской школе скромно. Женщины принесли кое-какие банки с домашними соленьями, отварили картошечки, сальца домашнего нарезали, и стол готов. Вначале разговоры велись вокруг успеваемости учеников, а затем перешли на личное. Особенно волновала всех печаль Зинаиды Ивановны. Эта проблема много раз уже обсуждалась, но сегодня завуч приняла твердое решение отправиться на поиски своего брата, который как ушёл в армию много лет назад, так больше они его и не видели. Вначале ещё писал домой о службе, друзьях, описывал местную природу, а затем и писать перестал, и отвечать. Родственники обращались с запросами в воинскую часть, наводили о нём справки, но получали одинаковые официальные ответы, что демобилизовался и территорию части покинул. Уже прошло много лет, а от него ни слуху, ни духу.
На осенних каникулах Зинаида Ивановна отправилась в дорогу, а в первый же день занятий весь педагогический коллектив собрался в учительской послушать новости. И Зинаида Ивановна начала рассказывать:
- Приехала я на дальнюю станцию, откуда брат из армии письма присылал. Случайный попутчик мне объяснил, что поблизости находится погранзастава, а ещё через пять километров деревушка и всё, больше никаких населённых пунктов поблизости нет, и транспорт никакой не ходит. Держитесь вот этой проселочной дороги, она приведёт вас к людям. Я пошла, а что делать. Страшно было идти по незнакомому лесу, в нём, наверное, зверья полно и за помощью обратиться не к кому. Вековые сосны стеной окружили, шумят над головой, еле заметная тропинка ведёт неизвестно куда, хоть разворачивайся и домой возвращайся.
Вначале была такая мысль, только поезд мимо этого места проходит раз в сутки, какая разница, где пропадать. Собрала всю свою волю в кулак и вперед. Где-то, через час пути, увидела мужчину, стоящего на обочине дороги. Ну, думаю, здесь- то, наверное, хулиганов нет, чтобы случайных одиноких прохожих поджидать. Подошла поближе и поняла, что он пасёт большую стаю домашних гусей, их в высокой траве еле видно было, и оторопела от его внешнего вида. Из одежды на нём были только женские рейтузы розового цвета с резинками у колен. Мы поздоровались. Он нисколько не смутился из-за своего наряда и продолжал в упор рассматривать меня, пожевывая сорванную былинку. Посчитав его деревенским дурачком, я отправилась дальше, радуясь скорому окончанию пути. Наконец, за поворотом показалась странная деревня. Дома, крытые соломой, стояли, как попало, стены не белёные, а просто обмазанные глиной вперемешку с навозом и соломой. В одном дворе кто-то пытался огородить палисад, но так и бросил на полпути строительные материалы. По улице не спеша передвигались люди, скот, птица. Всё как в замедленном кадре. Спокойствие обволакивало всех, усыпляло активную деятельность, главное этому никто не сопротивлялся. Обходя по порядку деревенские дома, я и нашла своего брата. Мое появление он воспринял спокойно, казалось, ему было даже лень проявлять эмоции. Рассказал, что после армии он женился на местной девушке, вырастил двоих детей. Одет был почти в такие же рейтузы, только резинок внизу не было. Вскоре в дом вошла его жена в пёстром ситцевом халате, в обрезанных валенках вместо тапок. Зевая, поздоровалась за руку, пристально рассмотрела меня, как новую игрушку в магазине, и, потеряв ко мне всякий интерес, почёсываясь, ушла во двор. Оттуда донеслось мычание коров. Оказывается, скотина сама приходила с пастбища, хозяйки их доили, молоко уносили в глубокие подвалы, где снег не таял всё лето. Электричества в деревне не было, радио тоже. Пока брат водил меня по деревне, знакомя с родственниками, жена затерла в передней избе печь свежим навозом ради гостьи и подмела пол веником из молодой полыни. В доме дышать стало нечем. Когда все коровы были подоены, во двор стали стекаться гости, среди которых был и пастух гусей, встретившийся мне на дороге. Удивительным было то, что меня перестали шокировать их наряды, манера поведения. Может, так действовало всеобщее спокойствие. Стол накрыли на улице. По центру поставили большую чашку с мясом, рядом такие же с картошкой, капустой и огурцами, завершал весь этот натюрморт хоровод из разнокалиберных рюмок и бутыль самогона. Ели и пили тоже не спеша, разговаривали нараспев, утирая вспотевшие лица от выпитого рукавами. Я незаметно ушла в дом. Жена брата заранее приготовила мне спальное место. Из уважения к редкому гостю, кровать с периной придвинула к свежезатертой горячей печи. Духота стояла неимоверная, но выбора не было. Ноги гудели от усталости, голова раскалывалась от боли, и я уснула, не помня как. Сами хозяева улеглись на сеновале. Рано утром сноха загремела заслонками, развела огонь и начала печь блины. Я стала из-за печки наблюдать за стряпухой. В силу своей медлительности она не каждый блин успевала донести до стола. Некоторые падали на её валенки-тапки или просто на грязный пол, она их поднимала, отряхивала крупные соринки и складывала в общую кучу. Так готовился завтрак. Моему терпению пришёл конец. Я встала, умылась, попрощалась и двинулась в обратный путь. Всю дорогу проплакала, жалко было брата. Живёт, как первобытный человек, без общения, без цивилизации. Ужас просто!
- Да что же это такое, товарищи! - заговорила профорг школы. - Мы все его знали с детства. Был обычный паренёк, смышлёный. В армию уходил с желанием узнать много нового, полезного для общества. И что? Превратился в Маугли? Надо спасать товарищи!
- А я бы хотел так пожить,- заявил физрук. - Никуда люди не рвутся, дрянь всякую по телевизору не смотрят, а живут - как душе угодно. Вот мы его жалеем, а сами весь год ждём отпуска, чтобы пожить так, как он круглый год живёт. По сути, много ли человеку надо? Поесть, одежду справить и крышу над головой иметь. Всё. Но нам мало. Надо жилы рвать, на трёх работах деньги заколачивать, чтобы не хуже, чем у людей. А зачем?
- Ну, Вас послушать, Юрий Иванович, так нам всем надо на рейтузы переходить,- съязвил физик. - Где прогресс? Если мы все будем жить для того, чтобы есть, куда придём с такими обывательскими рассуждениями?
- А Вы что решили делать с братом-то, Зинаида Ивановна? - спросила учительница начальных классов.
- Здесь уже поздно что-либо делать. Ему нравится такая жизнь, и менять он её не собирается. Главное, мы с мамой убедились, что он жив, здоров и на том спасибо. Хоть и принято уважать чужой выбор, но, мне кажется, брат для меня безвозвратно потерян. И едва сдерживая слёзы, завуч вышла из учительской.