Отзывы

В Воронеже издана антология мировой поэзии в русских переводах
Рубрика: Культура – № 16 (1443) от 16.02.2012 г.

В многолюдном стане воронежских литераторов этот автор стоит особняком. Потому как конкурентов должного уровня, по большому счету, у него нет: я говорю о поэте-переводчике Ларисе Гавриловой. По логике вещей, выпускница английского отделения факультета романо-германской филологии ВГУ (изучающая зарубежных поэтов в подлиннике и имеющая, в силу профессиональной компетенции, полное право стоять с ними на одной ступени) давно должна была приобрести известность за пределами нашей страны…

Годы, отданные Гавриловой любимому делу, помноженные на энциклопедические (в указанной сфере) знания, трепетное отношение к оригиналу и, конечно, ярко выраженный поэтический дар дали о себе знать: десятая по счету книга воронежской переводчицы «Мозаика», вышедшая под занавес прошлого года, в куцее определение «сборник» не вмещается. Это, безусловно, антология мировой поэзии.

Из Средневековья – в двадцатый век

В антологии читатель найдет не только виртуозные, по-настоящему изобретательные стихотворные тексты, но и, так сказать, сопутствующую информацию. Каждый из разделов книги снабжен емкими вступительными комментариями, говорящими об основательности подхода Гавриловой к работе. Автор видит свою задачу не только в том, чтобы сделать адекватный перевод. Лариса считает необходимым еще и просветить читателя насчет эпохи, в которую творил ее избранник, культурных тенденциях, нравах и окружении, формировавших того или иного поэта. Впрочем, этот системообразующий момент – все-таки не ударный ход, обнаруженный в новой книге Гавриловой. Он, что совершенно очевидно, выполняет вспомогательную функцию, а главное действующее лицо – Поэзия. Причем – огромного по литературоведческим меркам периода: начиная с раннего Средневековья и заканчивая первой половиной XX века.

«Философская лирика метафизиков, средневековая рыцарская поэзия, экспериментальные строки прерафаэлитов, стихи сентименталистов и романтиков, реалистов и модернистов, имажистов и георгианцев», – перечисляет «пласты», поднятые переводчицей, автор предисловия Вера Жердева, член Союза писателей Москвы. И добавляет: «Лариса Гаврилова любит авторов, которых переводит. Об этом свидетельствует тщательность, скрупулезность ее переводов. Она старается как можно точнее передать ритмический строй оригинала, фигуры речи, культуру рифмы, не теряя при этом гибкости, естественности языка перевода. Не пытается соперничать с авторами, а стремится полноценно передать индивидуальное своеобразие подлинника».

Тень Англии

В антологию включено потрясающее количеств авторов – более ста! Наряду с великими Данте, Шекспиром, Байроном, По, Мицкевичем, Бернсом Лариса Гаврилова с не меньшим упоением и характерной для ее письма ответственностью переводит малоизвестных и даже вовсе безымянных поэтов; лично мне последний факт говорит о многом. А именно: переводчик не себя, любимого, хочет вывести на широкую публику, но – именно поэтическое вещество. В чистом его виде. Потому-то не суть важно, автору какой известности принадлежат строки – имели бы они лирическую (драматическую и т.д.) ценность. Это называется скромным и, к сожалению, избитым словосочетанием-термином «любовь к искусству».

Впрочем, посыл к творчеству Лариса выдает сама – книга открывается ее обращением «К читателю». Вот красноречивый фрагмент оттуда.

Вера Жердева, говоря об обращении переводчика к творчеству малоизвестных поэтов, считает, что особого внимания в этом контексте заслуживают переводы Ларисой Гавриловой «сонетов» Филиппа Сиднея, которые воссозданы на русском языке с бережным сохранением метафорического ряда, неожиданного и контрастного. Цикл сонетов Сиднея «Астрофил и Стела» – цельное произведение, связанное одной сюжетной линией – дает возможность современному читателю увидеть, какой достойный предшественник был у Шекспира…» Что ж, такая миссия – больше, чем собственно творчество. Но и вне ее (миссии) последнее (творчество) в исполнении Гавриловой – самоценно.

Смерть поправ…

Уже приходилось писать о том, что главенствующее содержание поэзии – дыхание, атмосфера, интонация стиха. Просто удивительно, насколько легко и точно (я бы даже сказала – изящно) умеет интонировать Лариса Гаврилова, перекладывая чужеземный текст на русский язык. Дабы добиться подобного результата, не только качества полиглота должны быть в ходу: надо уметь расслышать музыку текста, его ритмику и звукопись. И, по мере решения конкретной творческой задачи, использовать это редкостное умение для того, чтобы примерить на себя авторское мирочувствование. Надо, опять же, бескорыстно любить поэзию – с тем, чтобы оживить собственным даром строки, лежащие чуть ли не камнем под спудом многовековой истории.

Грамотный читатель непременно заметит: переведя процитированное стихотворение Хэмфри Гиффорда, родившегося в 1580 (!) году, Гаврилова ухитрилась передать его обаятельное содержание живым, абсолютно современным русским языком (и тут не столько лексика сработала, сколько именно интонация, музыка). Оттого текст не отпугивает статикой, мертвящей архаикой. Я, в общем и целом, не то чтобы принципиально против нее: какое время – такие песни. Но, согласитесь, строгое, прозаичное следование авторской поэтической речи (а это происходит сплошь и рядом в среде российских переводчиков) чаще всего превращает стихотворение в сухой подстрочник. И убивает поэзию напрочь: у нее свои законы, отличные от канонов обычного перевода. Озорство строки, к примеру, или некую, скажем так, куртуазность стихотворения текстовыми буквализмами не возьмешь. Тут надо быть самому поэтом, причем – неординарным, творчески дерзким. И тонко чувствующим «чужую» (с пристальной оглядкой не только на личность, но и время ее жизни) стилистику. Что и имеем.

– признаются дуэтом англичанин Филипп Сидней, живший в XVI веке, и наша воронежская современница Лариса Гаврилова. Принято, убедили; по-моему, именно такие «братания» прошлого с настоящим способны доказать, что смерти нет. В искусстве, во всяком случае, – уж точно.