Произведения

Дорога пыльная дышать мне не давала,
И солнце, сквозь стекло, прогрело волоса,
Москва не двигалась и выхлопью плевала
Особенно вторая полоса.

Автобус, пассажирами не полон,
Растягивался в свой комбинезон.
Рабочий, в шапочке, задумчив, полусонный
Опять ровняет городской газон.

Теснеются глумливые портреты,
На перекрестках посреди болот.
На них обрушились гуляющие ветры.
И всех куда-то в сторону несет…

Диапазон прикованного взгляда! -
И я не узнаю смешные лица,
Но замечаю - дьявол носит Prada
И с удовольствием гостит в моей столице.

А толпы потерялись в круговерти,
Спешат куда-то – только унесло бы.
Летают в воздухе замотанные черти
И все стихи покрылись сквернословьем.

И голову, как в детстве, байки мутят,
Пройдя насквозь четыре поворота,
Когда-нибудь куда-нибудь прибудет
Шальная мысль моего полета.

Но повторимые и смутные пейзажи
Все не дают вздохнуть прибывшим чувствам,
Увы, они покрылись легкой сажей,
Под хохот все прощающей мне музы.

Наводят мысли к странному раздумью,
И я пропал в одно чужое слово,
Наверное, вы скажете, безумье
Мешать картины города с … любовью.

Но я даю ответ вам ординарный -
Моя ассоциация сглупила.
Ведь глупость полная – судить людские нравы,
Тому, кто сам потомственный чудило.

Когда улиц коснулся зеленый свет,
Полумесяцем мягко отброшенный,
Загрустил в волоките своей человек,
Затерявшийся в нашем обществе.
Человек со своею мечтой о счастье,
Без особенной славы и без беды,
Не считающий нужным сверяться с часом
Городской равнодушной к нему среды.

По знакомой дороге, плащом укрыт,
Проходил он, обескуражен
Неприступным оскалом холодных плит
Занавешенных мглою башен.
И от этого всякий земли холодок
Перед ним неизбежно маячил,
И дорог параллелей электроток
Тротуары ему оттачивал…

В сумерки, добираясь домой,
В ожидании месяца странного,
Все четыре тени за его спиной
Наблюдали за небом Канта.
Никому не враг, никому не друг,
Постигая свое одиночество,
Он стал маленьким силуэтом вьюг
И гештальтом беззвездной ночи.

Сирота-человек брел всегда один
Улицами-паутинками,
И когда он дорогу переходил,
Ощущал  себя невидимкою.
Миллионы людей, что брели вместе с ним,
Погружались в свою озабоченность,
А, казалось, город, как солнцем, палим
Неутихающим одиночеством…

Разве кто из них тосковал о нем,
Кто, как градинки поздней осенью,
Ударялись в землю под его каблуком
Своими пустыми позами?
Под высокой тенью чужих домов,
Спрятав руки в непонимание,
Он стал просто маленьким островом
В человеческом океане…

Когда жители, вдруг порываясь с мест,
Открывали оконные лопасти,
Он терял свой шифр: входил в подъезд
Без обыденности и  весомости;
Доставал свой ключ, проносил багаж,
В поздний час не встретясь с соседями,
Поднимался в лифте на свой этаж,
И терялся для нас в неизвестности…

Между тем на тропинке, за ним вослед,
Возникала фигура похожая.
На нее тоже падал оливковый цвет,
Долго падал, луною отброшенный.
И она приветливо шла в подъезд…
Ночь над городом вышла исправная.
Одиночество в людях исказило процесс
Сияния и восприятия.

Принимая жизни тлетворный дым,
Каждый в мире находит симфонию.
Человек-невидимка не мог быть другим,
Несмотря на свою агонию.
Маленький остров далек от волн,
И вода тоже очень спокойная,
Лишь раскрытый к морю пустой балкон
Утешает своего Робинзона.

Нет, ни один закон, ни чья-либо пытливость,
Нам не раскроют, что такое справедливость.
И не расскажут, как её найти:
У каждого свои расчеты, нет судьи.

В чём справедливость может выражаться,
Как нам её по-справедливому касаться.
Живут народы много тысяч лет,
Но справедливости, по мненью многих, нет.

Хватает вежливости, лести и учтивости,
Недостаёт её – желанной справедливости!
Пусть миллионы тон займут законы, акты -
В бумагах мало настоящей правды.

Все к справедливости стремятся дружным роем,
Но справедливость где же мы откроем?
Чем больше люди тратили усилий,
Тем меньший результат их жертвы приносили.

Есть справедливость в самых разных видах,
Она по миру то ли вздох, то ль выдох,
В различные менялась периоды,
Пройдём по ней, давайте, мимоходом.

Вот первый вид: случается порою,
Что справедливость декларируют герои,
С оружием в руках воинства единяя,
И правду с кровью примиряя.

Такие лозунги - бойцовские куплеты,
Мол, справедливости без брани точно нету,
Лишь разрушая прежние порядки,
Построить новые возможно без накладки.

Есть и другая, верная борьба,
В устах политиков, как оружейная пальба,
Весь мир сегодня в их огромном споре,
Но справедливости на пару капель в море.

Политик, он на то владеет словом,
Чтоб мысли старые плести под видом новым,
И справедливостью владеет без помех.
По мне так - настоящий пустобрех.

Велеречиво говорить о процветанье,
Когда оплот его – народное незнанье.
Политик, по особому несчастью,
Несправедлив хоть тем, что связан с властью.

И есть ещё, пожалуй, главный вид,
Который так о справедливости гласит,
Что справедливость, если есть она,
То существует точно не одна!

Не увлекаться рассуждением на тему
Я адресую всем в своей поэме,
О справедливости такие рассуждали мудрецы,
И даже им не удалось свести концы!...
И все же нам даны еще примеры -
Где справедливость, где ее же полумеры.
Никто не изобрел ее рецепта,
Но каждый вносит в дело мира лепту.

Пусть бытие рождает в нас пороки,
Заложен им ориентир высокий!
И если это в обществе известно,
Зло не окажется оправданным, уместным.

У справедливости ответственейший пост,
Не зря её выводят на помост,
От справедливости ждёт многого народ,
И пусть она по-разному поёт!

Представим, что настала справедливость…
Где жизнь? Она вдруг сразу растворилась.
И справедливостью доволен станешь ты?
Так пусть поёт на разные лады…

Известен факт, что перед знаменитым походом в Азию, Александр Македонский выразил желание посетить известного греческого философа – Диогена, который вел аскетический образ жизни и жил на городской площади в старой бочке. Кода Александр предложил Диогену исполнить любое из его желаний, Диоген попросил царя просто отойти от солнца.

Перед великими свершеньями
Походов дерзких на Восток,
Царь Македонский в преклонении
Берет последний свой урок.
Учитель, с сединой курчавой,
Предупреждает, говорит:

«Твой меч достоин высшей славы,
А в жилах кровь бойца кипит,
В тебе заложен сильный разум,
И страх давно ты покорил,
Но нет победы по приказу,
А пыл ты свой не остудил.
Границы Греции широки,
Останься, мудрость накопи,
А вскоре ждут тебя дороги
На ослепительном Востоке,
Не рвись заранее с цепи!»

Царь Македонский, не робея:

«С годами опыт получу,
Но слишком много я хочу!
Я с детства в силе был уверен!
Не может опыт быть взлелеян…
Азарт, решимость и война -
Мне хватит этого сполна…
Война…нет ей в душе замены,
А потому я непременно
Приказом войско соберу,
А опыт в жизни наберу!»

Прошли великие походы,
Восток пал ниц перед царем.
Ему подвластные народы
Милей, чем в Отчестве своем.
Границы мира бесконечны,
Просторы неба далеки,
Пока пирует царь беспечно,
Не зная муки и тоски.
Раб песню льстивую слагает.
Невольниц сказочный гарем.
Весь мир о нем буквально знает,
И говорит только о нем.

А солнце мир распознает….
Приходит день, оно в зените,
Потом неспешное заходит,
Планета на своей орбите
Из века в век по небу бродит.
Волна о камень мерно бьется,
Земля бездвижная вокруг.
«Не загораживай мне солнца!..»
Припомнил Александр вдруг.

Во цвете собственных империй
И в апогее личных сил,
Он вспомнил бочку, с дном, без двери,
А там философ странный жил.
Его ответ в четыре слова,
Тогда не мог он их понять,
Он будто бы в Афинах снова,
Все время повернулось вспять!

«Что мне твои мечты и планы?
Они бессмысленны и странны!
Там где пройдешь сегодня ты,
С войсками покоряя страны,
Пройдут толпища Александров,
Ничто для этой пустоты…

Для солнца нет значенья в лицах,
Оно всем светит с высоты…
Земле, животным, людям, птицам,
Когда восходит и садится…
Так отойди в сторонку ты!»

Хмур и задумчив Александр,
Понятен стал ему аскет.
…Жизнь наша, в лучшем, лишь театр,
А, может, её вовсе нет.

…
Один из ярких полководцев,
Великий воин всех времен,
Постиг навряд ли смысл солнца,
Но помнит мир еще о нем.
Он строил ход цивилизаций,
Миллионы судеб предрешил,
А Диоген в своих занятьях
Всю жизнь так в бочке и прожил.
Познав Вселенной символизмы,
Он ставил вечные вопросы
И озаботился их смыслом,
Недаром, он ведь был философ…
Он был учитель поколений,
Его уроки, как завет,
Для нас бессмертны и нетленны,
Хоть примененья им и нет.

Этой ночью себя обретут наболевшие строки,

Разбиваясь под куполом неба в круг,
Звезды падали в кратер сопки.

Ветер ночи спокойно выстукивал звук.

Этой ночью себя обретают строки,
Я любил, ощущая изменчивость сроков.

Как-то в сумерки поздно мы отреклись от тайн,
Наблюдая, как в небе раскачал себя сам туман…

Луна скрылась в Лиме, сняв незнакомый атлас,
Мы взаимно друг друга любили, тихо и не для глаз.

Помню в тебе, ночь, я отыскал струну,
То, что я расскажу, ты распишешь по полотну.

Что случается с теми, кто верность свою не хранит?
Палатка ночи разбита там, где ее нет.

Этой ночью себя обретают строки.
Нас больше нет вдвоем. Как нет и тех дней далеких.

Это все… Путник запел в дороге…
Как мне принять потерю столь дорогого?

Та же ночь, бесконечности посреди,
Мы, со временем, просто меняемся. Ищем пути.

Я не люблю ее больше, многое поостыло:
Помню, я черпал силы в чистом ее лице,

Она будет любима другим, как когда-то мною любима,
Ее голоса ждут в другом мире, в другом конце.

Я не люблю ее больше нисколько, все же, наводит грусть.
Любовь коротка, но бесконечна инерция чувств.

Такою же ночью, помню, мы были немногословны,
Что может сравниться с потерей столь дорогого?

Последняя боль, приносимая мне любовью…
И последние строки, которые ждал так долго.

Я не знал,
у меня не возникло бы даже идеи,
Что на таможне,
Откуда мы улетели,
Нас посадят на одни места,
В соседние кресла,
И пока по салону ходили туда и сюда
Стюардессы,
А пилоты держались за курс корабля,
Я смотрел на тебя, так бессовестно,
так скрупулезно,
И лишь изредка взгляд уводил в небеса…

Я бы думал? а ты бы гадала?
Что мы вместе с тобой пролетим
От Нью-Йорка и до Амстердама!
Да ведь это как целая жизнь
В ширину Атлантического океана!
Только время летело, как лайнер,
Все время с нами,
И наш Боинг немного устал,
поспевая за ним.

На борту было жарко
От белого неба в салоне,
Новый Свет уже был позади,
Оставался на фоне.
Я запомнил тебя  в полете!
И, поверь, это было непревзойденно,
Пока стыло на правом борту самолета
Белое небо и солнце.

Этот путь без конца и без краю,
Как мимолетный,
Я смотрел то на небо, а то на часы,
Порой безмолвный.
Я почти что уснул на твоей примостившись руке,
И почти что не спал…
И почти что заметил –
Луна расписалась для нас вдалеке.

Сумрак…
Прохлада неслась с воды
на апельсиновые сады.

Плавные лунные прикосновения.
Ночь.
Половодье чувств.
Помутнение.

Ты уже рядом, духом взываемая,
Запаха апельсинового;
Гибкая, сонная, юная,
Импульсивная.
Под специально подобранным
Цветом лунным,
И природой исполненным телом.

Свою красоту несешь, как невольница-
Муза, ласковая, как смоковница,
смуглая.
Впитавшая все восходящее солнце,
Солнце, питающее эти круглые
плоды, апельсиновые кольца.

Ты не холодная леди
Севера,
Не способная к трагикомедиям.

Под апельсиновым деревом
Меня поглотило новое осмысление…

Ночь стала душная,
Светлая, чистая.
И дышалось легко, как выстрелами,
С мыслями непослушными,
С мыслями, о которых лучше тише.

Только лунные прикосновения.
То, что главное - второстепенное.

Как из космоса,

Смотрю на это со стороны.
Что станет – неважно.
Но, главное, чтобы там находились мы.
И дыхание
Проникновенное.


И лишь апельсины плодоносили,
Падая с вечности в корзину пустыни.
В корзину, с надписями на латыни,
Туда, где мы.

И легкая ночь, и смуглый свет.
И тот подобранный лунный цвет
Нежной, женственной кожи
Которой боялся коснуться
Поэт.

Волшебная ночь. До дрожжи!

Неважно, что было.
Что не взошло.
Когда так глубинно и сокровенно.
Что нам до сих пор хорошо!

Эта та самая атмосфера,
где кончается
всех вещей единая мера.

Сердцебиение непослушно.
И лишь одно мое опасение, что бездушно...

Мы в неизведанном состоянии.
Лишь сокращается расстояние
И снов материя не видна…

Иди сюда!
Покидая бренность,
Давай забудем, что жизнь одна!