Произведения

Луны начищенный пятак
Он снежным тер песком.
Затем облизывал барак
Шершавым языком.

Над лесом встал он в полный рост
И с места не сходил.
Он в крышу мира гвозди звёзд
Натужно колотил.

Он птиц морозил на лету,
Ещё сильней крепчал.
Он верно каждую версту
Дыханьем отмечал.

Он воеводой обходил
Огни ночных костров.
Он слушал визг двуручных пил,
Удары топоров.

Грозился уничтожить всех,
Звенела смертью высь.
Ему ответил дружный смех:
Мы- русские. Смирись.

Так уж вышло - новой магистрали
Помешал заброшенный погост.
Перед рельсами кресты угрюмо встали
И поднялись камни в полный рост.

Белки прыгали в смятении по веткам,
Крик ворон в сплошной сливался рёв.
Словно души позабытых предков
«Не убий!» - кричали на сынов.

«Как же так?» - не верили могилы.
«Не посмей!» - взывали из земли.
Но уже достали дети пилы
И  бульдозер, молча, завели.

В такт звенели острые лопаты,
И кирка вгрызалась не спеша
В чью-то жизнь с затершеюся датой,
Под  отвал железного ковша.

Не чувствуя страха, не ведая горя, 
К кустам, что вдали у реки зеленели, 
Бежала лисица по минному полю 
Меж тел неподвижных в кровавых шинелях. 

Бежала в нору, на подстилку из моха, 
Туда, где слепые щенята скулили. 
Солдаты смеялись - куда ты, дуреха! 
Свистели и вверх для острастки палили. 

Но что-то случилось. Лисица запнулась,
Последние пару шагов пробежала. 
Упала. В холодную землю уткнулась.
И больше уже никогда не дышала. 

И стало все снова привычным, как было. 
Латунные гильзы, орудий зарницы, 
Сгоревшие танки, воронки, могилы. 
И рыжее пятнышко мёртвой лисицы.

Давя глаза, терзая рты 
К столу, которому нет края, 
Бегут, кривляются шуты 
Царя за бороду хватая. 

Пуста мошна - и чёрт бы с ней, 
Ори и мясо ешь тем паче, 
Сегодня тысячи царей 
Они и властней и богаче. 

Под смех им всё разрешено, 
И в опьяняющем угаре 
Летит заморское вино 
В бояр лоснящиеся хари. 

За обездоленный народ 
И разорённую Россию 
Им хочется весь этот сброд 
Поднять над площадью за выю. 

Идут в шуты, где, не таясь, 
Хотя и руки-ноги слабы, 
Во всю зажравшуюся мразь - 
Пусть не убить- харкнуть хотя бы.

Из литорга выходит. Цветет. Жених!
Тычет мне коркой Союза гордо.
Захвалю его насмерть. Но нужен стих,
Тяжелый. Свинцовый. Чтоб дать им в морду.

Я его положу, словно биту, в карман.
И пройдусь по Арбату развязно, раскованно.
Буду стёкла им бить и пугать горожан,
Чтоб свистели мне в след и гнались участковые.

А когда меня станут пытать - украл!
Кожу мокрою плеткой терзать от злости,
Рассмеюсь - я ведь каждую букву клал
Словно медь пятаков под колёса совести.

Эти строки отдельно останутся жить,
Когда сам я исчезну в небесном всполохе.
И граждане будут с опаской ходить,
Вжимаясь в стены от страха при каждом шорохе.

Из золота торжественных лесов
Я сотворю тебе волшебную корону.
Рябиновый рубин в оправу клёна
Вплету, скрепляя заговором слов.

Орнаментом уснувшего ручья,
Шуршаньем листьев с запахом прохлады
Украшу все твои прекрасные наряды
Единственная, милая моя.

Да будет музыка! Свершится дивный бал!
Для тысяч фей, принцесс и прочих-прочих.
Но мы с тобой уйдём в объятья ночи,
Туда, где нас никто бы не искал—

На крышу замка. Чтобы с высоты
Бросать в толпу осенние цветы.

Осень в трапезной. Луг почернел и замерз,
Мертвой бабочкой высох в пыльце на увядшем цветке. 
Ветер шумит пожелтевшей листвой берез,
Стаю птиц запоздало относит к ночной реке.

Снова колокол-конь будет воздух топтать над селом,
Пьяный сторож в подряснике вздыбит его на хлыст.
Поползет над землёй, отдаляясь, рассеется звон.
И опять тишина трется кошкой о звездную высь.

Закурившие хаты словно зубы в прогнившем рту,
Вроде дашь кулаком - и исправишь и вкривь, и смех.
Запоздалый поклон в окружающую темноту -
И назад, с колокольни, чтобы утром опять наверх.

Но мутнеют глаза. И когда, наконец, январь
Встанет из-за стола, и неспешно уйдет на покой,
На холодном ветру заиграет другой звонарь,
Отсыревшее стремя ловя непривычной рукой.

Пришла зима, и шепот трав затих.
Я не создал рубин в словес оправе.
Был крив мой слог и безобразен стих.
Был весь бездарен я. У Музы был в опале. 
Но, дописав, я думал не о славе-
Хотел остаться в памяти других.

Встречает алую зарю
Трава на склонах просек.
Плывёт неспешно к ноябрю 
Царица-осень.

Как заколдованная рать,
Стоят берёзы, ели.
И листья, падая, кружат,
Как жёлтые метели.

От смерти никуда не деться,
Но врач рождён, чтоб жизнь продлить.
Дрожало маленькое сердце, 
Готовое на век застыть.

Летела в даль карета скорой,
Повсюду пробки, был час пик.
Ребёнка, шедшего из школы,
Задел случайно грузовик.

Врачи боролись, что есть силы,
Стараясь её жизнь спасти,
А в коридоре мать застыла,
Шептала — Господи, прости…

Её глаза полны испуга,
Над дочкой руки распростёр
Тот самый Бог в лице хирурга,
Твердя — пинцет, зажим, раствор…

Так, повторял он раз за разом,
Надежда есть. На жизнь. Пока
Его халат в крови измазан,
Над раной замерла рука.

Забилось маленькое сердце,
На небе вновь звезда зажглась.
От смерти никуда не деться,
Но только не на этот раз…