|
Владимир ЛЕБЕДЕВ
СТИХОТВОРЕНИЯ
ДОМ ДЕДА
Всё было давней той порой
В хозяйстве деда:
Дом новый, крепкий и с резьбой –
Он жил не бедно.
Был подпол, летняя изба,
Крыльцо и сени,
Отдельно – земляной амбар,
Кусты сирени.
Двор и сарай, а в них припас
Скотине бойкой.
Колодец, погреб – жизни сказ
Вел дед мой с толком.
Имел он лошадь для работ,
Две – но не больше.
Кормиться хочешь круглый год –
Трудись подольше.
Пахали, сеяли, везли
Свой воз сердито,
Чтоб, щедрые дары земли
Собрав, быть сытым.
Нелегок сельский ратный труд,
Дел разных бездна,
А в доме тоже целый пруд
Хлопот безбрежных.
Крутилась бабушка-юла,
Уж нету мочи.
Варила, нянчила, пекла
С утра до ночи.
Ан нет, и ночкой при луне
Светящей в избу,
От дочки к сыну по стене –
Ее круизы.
О свет земли, нам давшей жизнь,
Луч солнца нежный,
Бегущий к нам сквозь неба синь,
Ты щедр, как прежде.
И вот лет двадцать пять спустя
Дочь Валентина
Здесь колыбельную, грустя,
Пропела сыну…
Всё было давней той порой
В хозяйстве деда:
С резьбою дом, внук озорной,
Жизнь-непоседа.
В РОДНЫХ СТЕНАХ
Родной очаг, родные стены,
Спокойных окон силуэт,
По дому, полон чувств смятенных,
Иду, вдыхая святость лет.
Вот печка, в двух шагах – «голландка».
Ах, печь! Спасение от бед,
Помощница в судьбе крестьянской,
Избы российской жар и свет.
И согревала и кормила,
И дом держала на плечах,
А бабушке давала силы –
Чем не курорт на кирпичах?
Стоп! Крышка подпола, в который
Картошки свежий урожай
Ссыпали, поработав споро.
С картошкой жизнь – ну, чем не рай?
Вот круглый стол посередине,
Немой свидетель двух веков.
Кровать, послужит – не гордыня –
Для сновидений мне без слов.
Комод-флегматик опечален,
Скучает, всеми позабыт.
И шкафчик для посуды чайной
Хранит, как дед, привычный быт.
А в нем дар бабушки старинный –
Бокал «Калинкинъ»-домосед,
И баночка из-под ландрина –
Десерт заветный детских лет.
На видном месте репродуктор,
Он слово важное вещал,
Ему всегда внимали чутко –
В нем голос грозных дней звучал.
На стенке ходики без гирьки –
Остановило время их.
Рубаха, блеклая от стирки,
Что сшита лучшей из портних.
Там сундучок со старой меткой,
Пылится кепка на крючке.
Фонарь старинный – но не ветхий,
Застыл, потухший, в уголке.
На плечиках – костюм служебный,
Он – мамин, отслужил свой срок,
На полке – трав набор целебный
И календарика листок.
Тридцатых лет берет потёртый,
Перчаток тонких шик и блеск,
Буклетики во славу спорта,
И на открытке – моря всплеск.
Вот платье в клеточку цветную,
Мой самый первый пиджачок.
Здесь каждый штрих, как жизнь, волнует,
И чувства собраны в пучок.
В простенке – праздник иллюстраций
И умных классиков слова,
А на кровати вдоль матраца
Ушедшей моды кружева.
Мой стол: альбом для рисованья,
Набор цветных карандашей –
О, сердцу милые свиданья
С реликвиями прошлых дней!
На этажерке самодельной
Учебники, мой первый стих,
Журналы детства – свет ученья,
И томик Пушкина средь них.
Тетрадь по алгебре любимой,
Дневник, что велся с сентября.
Оценки в нем, и ручкой жирно:
«Зима! Каникулы! Ура!»
Час встречи с детством – как он сладок!
Что дышит жизнью, не старо:
Среди исписанных тетрадок –
Чернильница и к ней перо…
ГАРМОШКА
Сороковые двигались к закату,
Кругом нужда и боль суровых дней.
А мы, живые сельские ребята,
Росли, играли, в ночь пасли коней.
И вот однажды, будто сновиденье:
Весть по селу – приехал магазин
На станцию по рельсам –
в нем печенье,
Ландрин, посуда, щетки, гуталин.
А сверх того еще и культтовары,
Которых знать не знали у себя.
Звонок с урока – мы с дружком на пару
Летим туда, карманы теребя.
Примчались – смотрим: на путях вагончик,
А в нас горит желания огонь.
На полках – Мишка, слоники, крючочки,
Пенал, ремень и… русская гармонь.
Манит к себе, и некуда деваться:
Готовы петь веселые меха,
И чудо-кнопки жаждут чудо-пальцев –
Как я хочу украдкой с ней вздыхать!
Я видел свадьбу земляков-соседей –
В окошко подсмотрел веселья час.
Играл там гармонист, душою светел,
И был горяч задорный русский пляс.
Та музыка неслась за стены дома
Мелодиями звонкими окрест,
Искристыми частушками ведома,
Зовя гостей бойчей сплясать в присест.
Стремглав домой – купить хочу гармошку,
Желаю с музыкой и песнями дружить,
А мама: — Сядь, сынок, поешь картошки,
На мясо не хватило. Будем жить.
Всё ясно. Возмущаться просто глупо,
На музыке тотчас поставил крест.
Еще не знал я, что наутро в клубе
Меня запишут в духовой оркестр.
ЭКСПРЕСС ВРЕМЕНИ
Собираясь в дальний путь,
Я беру с собой багаж,
Что не бедствовать ничуть,
Обходя напастей блажь.
Взял к работе пыл и страсть,
Добрых помыслов суму,
Взял мечты высокой власть,
Устремлений разных тьму.
Дел насущных чемодан,
Знаний нажитых портфель,
Правильных идей фонтан,
Чувство веры в светлый день.
Всё готово, всё при мне,
Честных правил узелок,
Свод прогулок при луне,
Бодрых песен туесок.
Путь открыт? Увы, отказ:
Вам в экспресс посадки нет.
Неужели? Вот те раз –
Взял просроченный билет.
ДЕНЬ И НОЧЬ
День и ночь – вот что такое сутки,
Свет и тень на ближнем берегу,
Бой часов, к свиданью стрелок чутких,
Что, на миг обнявшись, вдаль бегут.
День и ночь нам верой, правдой служат –
Бесконечна судеб череда,
И слагаясь в сутки, как и нужно,
Делом важным заняты всегда.
Принимает вахту ночь-смуглянка,
Расстелив на небе свой шатер,
И на землю с нежностью хозяйки
Опускает свой туманный взор.
Но проходит время – чуть забрезжит,
И направить чтоб к души огню,
Ночь-цыганка отдает с надеждой
Ключ от счастья молодому дню.
ЖИЗНЬ-МЕТЕЛИЦА
Смотрю в окно: ух, завернуло,
И закружило, замело,
Суровым холодом дыхнуло,
И повело и понесло.
И запуржило, завертело,
Завьюжило на всё село,
Скрутило, скрючило, запело,
Нашло, наехало, пошло.
И вот зима-метель у дома
Творит лихую кутерьму,
С рябины унесла корону,
С березы белую кайму.
У речки откружив свой танец,
Несется по дороге вскачь,
Как сумасшедший чудостранец,
Как новоявленный циркач.
...Бросает вызов жизнь-задира,
Пуржит и воет и несет
И, подчинив себе полмира,
Знай вьюжит, крутит и метет.
А как нам быть в сезон метелей,
Когда прогнозы не в чести,
Чтоб жизнь-метелица не смела
Нас закружить и унести?
|
