|
Александра КОВАЛЕВИЧ
На стыке времен
(о поэзии Сергея Арутюнова)
Сергей Арутюнов вышел из поколения, родившегося в семидесятые, на его пору принятия важных жизненных решений выпали девяностые, когда рухнуло, рассыпалось, ушло в небытие одно государство, а на его руинах стало образовываться нечто совершенно иное, непонятное и во многом чуждое. Ломались устои и принципы, которыми жили предыдущие поколения, и, казалось, на смену должна была прийти долгожданная свобода. Именно на эту желанную свободу и была сделана первоначальная ставка, именно ее искали и жаждали те, кому в девяностые было двадцать. Сергей Арутюнов — не исключение. Но что же получили мы и наша страна? Кто были и кем стали те, кого потрясение девяностых глумливо вышвырнуло за край водоворота, оставив растерянными, непонимающими, неприкаянными? Кем стали те, кто сумел выплыть и выстоять? Вот об этом — многие стихи уцелевшего поэта Арутюнова, смотрящего на прошедшие лихие годы через призму своей нынешней зрелости.
С тех пор нас нет, мы стали тлен и пыль
Еще невозвратимей, чем когда-то,
И нам холеный западный упырь
Протягивает кукиши кумквата.
Но каково ему с таким дубьем,
В Осклизлом человеческом тумане,
Когда молчим, присяги не даем,
Поскольку не ему ее давали.
("Когда", I)
И, с фабричной мглой накоротке,
Грозный, как последняя черта,
С "Правдой" в искалеченной руке
Смотрит Ленин в мутное вчера.
("Нижние котлы")
Ходили по центру, у Белого дома стояли.
Все ждали чего-то. Очнуться хотели, наверное.
…Ушли бэтээры, остался лишь мусор победы —
Пустых площадей, чей характер труслив и неистов.
Какая бы стужа с тех пор нам костей не ломила,
Румяны мы там, в этом лживом, рябом объективе,
И в лучшем осталась от жизни всего половина,
А в худшем — прозренье, кого мы тогда победили.
("1991")
Сергей Арутюнов, с одной стороны, поэт очень жесткий, настолько, что зачастую в его стихотворениях даже мягкая женская рифма звучит аналогично ударной мужской, отчего стихотворные строчки щелкают, подобно хлысту; но с другой стороны, его поэзия в глубине своей мягка и лирична, и безудержно ранима, но это нужно увидеть, ощутить, осознать…
Если нравом сделался несносен
В нервотрепке офисов солидных,
Пробавляйся гулом вечных сосен,
На родимых супесях-суглинках.
(Максиму Лаврентьеву)
Когда в снопы колосья клеил
Душистый ветер луговой,
И просыпающийся клевер
Качал росистой головой,
Сверкала пустота алмазом,
врастая в полноту семян
И мир, безмолвием помазан
Вращался, бегом осиян…
("Когда в снопы колосья склеил…")
Еще одна из отличительных черт лирики Арутюнова состоит в том, что в ней довольно редко встречается местоимение "Я", словно поэт пишет от имени целого поколения — того самого, которое взрослело на гребне смены эпох и жаждало приобрести свободу, но вместо нее оказалось вынуждено жить под гнетом золотого тельца, властвующего безнравственно, жестоко и беспощадно. Нет, герой Арутюнова отнюдь не сожалеет об ушедшем в небытие советском строе, но в его стихах слышна горечь от того, что вкупе с его смертью погибла и великая некогда страна, погибла память и уважение к подвигам предков, появилось и выросло поколение идолопоклонников, забывших о своих корнях, готовых продать буквально все и для которых не осталось ничего святого.
Я хотел бы сказать вам, граждане,
Что не мерзостями подонков
И не их бытовыми кражами
Утешаться буду, подохнув,
А немыслимой быстротечности,
Что пристала трудам и войнам
В равнодушном к себе Отечестве,
Голом, сиром и всем довольном.
("Потому что и мне когда-нибудь…")
Богат и разнообразен язык поэта Арутюнова, да так, что порой становится удивительно, как ему удается в строгие рамки силлабо-тоники вписать столь современные, зачастую многосложные слова, умудряясь совместить их в одной строфе со словами старорусскими:
Блажен, кому вернули НДС,
И кто по году смог зачислить прибыль,
Сопроводив пространной диатрибой
К рюмашке возрожденный интерес.
Лафа тому, кто, хапнув госконтракт,
От серых схем отрекся на полгода,
И днесь вдыхает запах антрекота,
Маша с орбиты, словно космонавт.
("Блажен, кому вернули НДС…")
Истинный архаик Арутюнов невероятно современен и социален, он — реалист, причем даже без легкого намека на "розовые очки", без слезливости, без фальши, без прогибания под принятые в нынешней официальной литературе устои и мораль, он правдив и честен и перед читателем, и перед самим собой.
Когда читаешь его прямые, четкие строки, словно направленные в самый центр души, внутри ее вдруг оживает надежда, что пока есть личности, способные говорить с читателем подобным образом, не все еще потеряно для нашей страны и вполне вероятно возрождение ее былого величия.
|
