Отзывы

Новая книга прозаика и журналиста Семёна Каминского, вышедшая в этом году в издательстве "Вест-Консалтинг", представляет собой сборник избранных рассказов. Кажется, что жанр короткого рассказа наиболее актуален в наше время высоких скоростей и нехватки времени на чтение художественной литературы. Поэтому мастера этого жанра, к которым относится и Семён Каминский, умеют лаконично и в то же время емко вместить в свое повествование размером с пару страниц целую жизнь конкретного человека, суть которой, за выбросом лет, потраченных на обычное физическое выживание, зачастую сводится к одному-двум событиям, ставшим знаковыми и судьбоопределяющими, и потому незабываемыми для героя. Следует заметить, что несмотря на свой небольшой объем, книга С. Каминского предназначена не для беглого прочтения, а для внимательного осмысленного сопереживания мыслящего человека, имеющего свой жизненный опыт и занозившие сердце вечные вопросы выбора: между "там" и "тут", между правдой и ложью, между предательством чего-то главного в самом себе и победой над собой, между жизнью и смертью, наконец. И в данном контексте фабулы сюжетов начинают восприниматься без привязки к определенному историческому периоду или географическому месту проживания героев, хотя в заглавии книги и указывается вполне конкретный город, и во многих рассказах автор не скупится на четкое определение места и времени сюжета. Читатели, которые узнают в этих миниатюрах что-то близкое для себя, прошедшие по тем же улицам знакомых им населенных пунктов, по тем же дорогам личностного становления людей своего поколения, прочитают рассказы Семёна Каминского, как письма старого друга, близкого и знакомого человека. Но и те читатели, которые относятся к иному поколению, нежели Семён Каминский, имеющие жизненный опыт, отличный от опыта автора книги, не смогут остаться равнодушными ко всему, рассказанному им, и уж тем более книга не вызовет внутреннего отторжения, потому что, как верно заметил драматург Наум Брод, читатель не устоит перед обаянием рассказчика, а я бы добавила — перед обаянием качественной, серьезной прозы, мастерски написанной настоящим профессионалом своего дела.
Литературный язык Семёна Каминского отличается изысканной простотой и мастерством в выборе деталей, на которые автор очень тактично и ненавязчиво обращает внимание читателя, они всегда неслучайны и символичны: например, корни старого дуба. Именно их и толщину ствола деревьев видит герой рассказа "Заноза", потому что он еще маленький и земля к нему близко. И от созерцания этих корней, уходящих в глубь, в кругах серой земли вокруг каждого дерева, маленьких островков в море асфальта, так естественно и, кажется, так неизбежно сделать ребенку шаг к первому своему опыту, потрясшему его, как буря потрясает тонкий, едва укрепившийся отросток, к опыту, принесшему ему знания о его собственных корнях, о своей, данной прямо с рождения особости, о которой он еще не знает, но скоро-скоро и не раз, и не два его заставят повторять этот нескончаемый урок. И даже взрослому, казалось бы, не беззащитному уже, укрывшему свою душу от ударов непробиваемой дубовой корой, человеку, нет-нет, да придется не просто наклониться, а встать на колени на свою землю, чтобы увидеть что-то необходимое. Символичен и образ занозы в этом первом (думается, что неслучайно!) рассказе сборника, который трансформируется от банального крошечного осколочка щепы, которым поранил ногу его друг на пляже, до той самой занозы в сердце, которую никогда и ничем уже не вытащишь, и боль от которой никогда не уйдет, — боль в сердце героя рассказа от потери друга, которого в детстве получил от судьбы, как подарок, даже не подозревая тогда, что большего и лучшего подарка жизнь уже никогда не преподнесет ему.
Очень живописен и символичен, к примеру, "толстый грязноватый канат" парохода, который с облегчением освобождается от "потертой железной катушки" на берегу. Образ этот появляется уже в самом начале рассказа "Папина любовь", как легкий намек для имеющего уши и глаза, намек на дальнейшее развитие сюжета, изящный штрих, дающий и загадку, и, одновременно, разгадку, почему все сложилось так, а не иначе, с героями этого рассказа, ведь все кажется случайным только на самый первый взгляд. И навязчивый рефрен пошлой песенки, от которой некуда деться, которую поет хор молодых людей, неотвратимый и появляющийся повсюду, куда бы ни пошли герои, как хор судьбы из какой-нибудь трагедии Софокла или Еврипида. Такая изящная и остроумная пародия на греческих классиков дает понять истинную цену этой самой папиной "любви". И опять жестокий урок жизни как раз в духе той самой песенки: "А мы его по морде чайником…" И попытка сразиться с бедой маленького Героя, который падает в своем стремительном беге и разбивается — и о жесткий деревянный настил мостков, и о жестокий мир, где "опять били и били чайником по морде несчастного бегемота".
Любовь для Семёна Каминского и его героев не ассоциируется со счастьем (и это признак мудрости человека, понявшего это), она часто находится рядом со смертью, очень близко, и, даже уходя, остается в человеке, как "осталась бродить в организме какая-то не выявленная врачами отрава" у Веньки из рассказа "Отрава". Недаром преследует героя и вызывает тошноту именно запах скошенной травы и сена, которым пах газ, отравивший во время аварии работников предприятия. И недаром Венькин коллега по работе, вспоминая свои любовные приключения, долго и смачно рассказывал о том, что свидания с девушками проходили у него в деревне в стогу сена. Читая С. Каминского, невольно соглашаешься: что, действительно, может сильнее и, если можно так сказать, более выраженно, передать аромат увядания, смерти, конечности, чем скошенная трава?
Есть среди героев Семёна Каминского и те, кто остаются глухи к жизненным урокам, такие, как, например, Счастливчик из одноименного рассказа, или, скажем, Саша из миниатюры "Саша энд Паша". Кто такая Саша? Этакий паровоз, который производит много шума, женщина, выстроившая в своем сознании лестницу достижений, по которой она, как ей кажется, движется вверх, добиваясь все новых и новых побед, не считаясь с жертвами, которые она приносит в этом своем перемещении по жизни. Таких героев даже более жалко, чем тех, кто проходят через череду неудач и проигрышей, потому что они не осознают, что движение их идет по кругу, и на их жизненном пути им так и не повезет хоть что-то понять о жизни, разглядеть истинные ценности, познать любовь, дружбу, научиться прощать и просить прощения.
Но есть среди героев писателя и персонажи, выписанные с такой пронзительностью, с такой правдой и трагизмом, что, знакомясь с ними, читатель может пережить настоящий катарсис, которого добивались уже упомянутые выше столпы древнегреческой литературы. Один из моих самых любимых — Мама Пасюка из одноименного рассказа. Жизнь этой женщины, ее судьба и испытания подняты автором на уровень библейских повествований. Женщина, которая несла в жизнь только добро, преодолевая данную ей уже с рождения несчастливость, и злые люди, погубившие счастье, так долго вымаливаемое этой женщиной. Ну чем не вечный сюжет? К сожалению, повторяемый и повторяемый раз за разом всю историю мироздания. Судьба героини С. Каминского вызывает сострадание, смешанное с неожиданным чувством вины за все человечество, то, что у верующих людей составляет суть их чувства ко Спасителю. "Любите друг друга" — такая простая истина, но такой тяжелый труд для души человека, что иному легче убить, чем полюбить.
Итак, дорогие читатели, перед вами по-настоящему хорошая книга, которая достойна прочтения. И от вас зависит, какой будет улыбка на вашем лице: улыбкой-маской человека, которому не с кем поговорить, как у героя рассказа "30 минут до центра Чикаго", или улыбкой Лешки, друга героя рассказа "Заноза". "А улыбка у него была такая: вроде бы человек долго-долго ждал чего-то, почти не надеялся найти и вдруг нашел… и улыбнулся".

Чтобы сказать, что Семён Каминский — писатель-эмигрант, не нужно заглядывать в его биографию. Достаточно прочесть хотя бы один рассказ на выбор из его книги "30 минут до Чикаго". Но остановиться на одном вряд ли получится. Он пишет увлекательно, в обаятельной манере исповедальной прозы.
Часто в своих произведениях, написанных в жанре короткого рассказа, он говорит о тяжелом существовании человека в социуме — нередко чужеродном, иностранном. О столкновении культур, о судьбе-мясорубке, перемалывающей всех на своем пути. Евреи, русские, украинцы, американцы… у себя на родине и за рубежом — человеческая натура открывается на срезе этих этнографических границ, в обстоятельствах, обнажающих менталитеты. Самым подкупающим, на мой взгляд, здесь является объемность жизненного пространства, достигаемая автором за счет игры с реальными воспоминаниями, историческими ретроспективами, приметами времени — "олдскульный" рок, и другие, ныне забывающиеся атрибуты советской молодости. Эффект узнавания, ощущение присутствия достигаются Каминским не только благодаря активно эксплуатируемым ностальгическим чувствам, но и благодаря живой описательности, свободному языку, который не чужд местным жаргонам, но не переходит грань пошлости. Эти соки наполняют ткань рассказа, заставляют верить в каждого героя, а точнее в их "пережитость" автором.
В книге нет дидактичности, ставящей целью донести какой-либо месседж через текст в попытке заставить читателя узреть "мораль сей басни". Мораль находится именно в той концентрации, которая есть в реальных жизненных ситуациях, то есть ненавязчива, вариативна. Такая неоднозначность выражает всю концептуальность прозы Семёна Каминского. Его писательский взгляд, может быть, и не нов, но он удачно вливается в современную фактуру, не обрисовывая четкие морально-этические рамки.
Если говорить про контекст, то первым приходит на ум Сергей Довлатов, с которым часто имеет общую тональность Семён Каминский. Кроме схожей эмигрантской судьбы и родственных свободных стилей, это часто камуфлированный под цинизм, всегда уместный юмор, отсутствие дешевого лиризма и примитивной комиксовости фабулы и героев. Интеллигентская рефлексия и хищная писательская наблюдательность, свойственная американской литературе.
Интересна "романовость" — своеобразный элемент, который объединяет все рассказы (несмотря на всю их нелинейность) и героя, меняющего лица, страны, возраст. Он будто все еще в дороге, на баулах, спешит на вокзал, и по пути вспоминает, вспоминает... Каждое воспоминание — это окна — покинутых квартир, машин в пробках, соседних домов — и люди в них. Эта индивидуальная призма сохраняет общий авторский взгляд и позволяет сказать больше, чем могут допустить рамки одного рассказа, делая воспоминания, в некотором смысле, главами друг друга. Такая многофункциональность прозы Каминского, несомненно, "копает" намного глубже, чем простое развлекательное чтиво.
Уклон, ведущий к низам, к началам социальных ступеней, и жизнь, изображенная во временной перспективе, — талантливо искаженная, но безошибочно узнаваемая реальность. Именно этот исторический и временной перелом необходим, как проявитель для пленки. Для сознательного взгляда на человеческую жизнь с расстояния "пройденной дистанции".