|
Валерия ИСМИЕВА
СТИХОТВОРЕНИЯ
УЛИТКА
ты лежишь на моей ладони, почти зеро.
капля скользкой материи, немой язык,
лодка, танцующая очертания берегов,
дрожь, заменяющая и жест, и крик.
где твоё море, ленточка гребешка,
прянувшая вдогонку слепому азарту в шельф,
ушко, упрятанное внутри рожка
валторны, всасывающей созвучий шлейф?
аргонавт хлорофилла! выскользнувший из недр
доисторического
отрицаньем любых вершин,
равно и бездн, -
как твой творец нещедр -
моноколий! босой сгусток морщин!
но - почти perpetuum mobile!
каждым глотком
растящий свой дом (на колене? на животе?),
жующий окраину -
о, сладость dasein!
и в том
ты - клей присутствия, липнущий к пустоте
ненасытней, чем тетис – к берегу
(путь твой - сквозной пунктир -
с брешью двадцатого синхронизировал арп),
скромный поэт забвения, архитектор дыр,
отрицанье дионисовых лоз и арф
аполлона,
с такой же тубой, гермафродит,
бесконечность рисуешь удвоеньем тел -
о как в этом соитье волют сквозит
кисточка кроноса!
малого беспредел!
трансформатор трепета в заученный поворот
левой руки! мнемозина врёт на твоём арго,
сдавая плинию карты и ублажая рот
всеми оттенками нежности эскарго…
АРОМАТ
воск тишины замедленность паденья
войди как в бред как в головокруженье
в предсмертье гиацинтов в рукава
и локоны дождя в их тусклый лепет
где в каждом завитке лиловый взрыв
начавшись цепенеет вожделеньем
и угасанием предгрозовым
так запах тела впитывает платье
так над обрывом ласточки угрозой
и вспышки голоса смеркаются слияньем
губ разомкнувшихся глубокой розой
АНТИМАТЕРИЯ
проступи света в лествице облаков
взбегай светлея
не оглядывайся на Эвридику
о тяжесть
огромного сердца
земле не хватает сил
уйти в отрыв
из гравитации
твоего
незримого
солнца
МЕЛОС
что подарил ты мне
за истекший год?
хрустальный звон одиночества
тонкими бороздками возле губ
ни разу не дрогнул
боли резец
белая цапля в твоём саду
стою
на одной ноге
а вторую некуда ставить
говоришь: улетай
кувшинки ушли под лёд
незаметней лягушки
юркнувшей в пруд
тени выпило время
белая тишина
без единой складки
…но я продолжаю слушать
как расходятся круги
вокруг
непокорно
сжавшихся плеч
НАТЮРМОРТ
Раскосой музы варварский румянец
Сквозь карий радужки вечернего луча,
Стекла цветного и фарфора глянец
До полной тьмы – пока ещё парча
Домашней пыли и клеёнки пестрядь
Не испытали ламповый ожог -
Пусть продолжают обольщать и медлить,
Раскрыв влеченьем каждый лепесток.
Так Флора Мастера безмолвных узнаваний,
Входя в сгущенье винной темноты,
Из глубины становится желанней
Мерцанием незримой наготы.
РУССКОЕ МОРЕ
Здравствуй, море - злое, тусклое,
Здравствуй, старая стихия!
Ты пути шальные, русские
Тянешь в омуты глухие,
Колыхая под драккарами
Сеть гекзаметров слепую,
Острокрылыми гагарами
Всуе небо полосуя.
Это ты, от ветра пьяное
Пульс толкаешь в степи вёрстами,
Плещешь в уши, окаянное,
Перетопом, перехлёстами,
Перепененную оторопь
Расшибая о сквозную
Перевернутую сини топь –
Твердь, отверзшую земную.
БАБОЧКИ
скоплениями разноцветных льдин
дрейфует глянец окон
автоспин
припало к кровле солнце-саламандра
с ним вместе на личинки наших душ
ползущие в провалах чёрных луж
привстав на цыпочки следят мансарды
немногие дотерпят до родин
чтоб в прядях шелкопрядовых седин
сперва окаменев прорвался кокон
усильем не суставов но огня
ловила небо мёртвая петля
играя в салки синий локон
со всеми притяженьями равнин
кряхтеньями голодными машин
голодающих пустые расстоянья
ни пяди не отъяв ни говоря
восьмёрки в лёгкой взвеси янтаря
раскрытые бутоны узнаванья
надземной тяги к возвращенью в дом
а крематорий ли аэродром
внизу
спроси проводника-загрея
он каждый год спускался в душный склеп
и жаждой жизни в амнезии слеп
и просыпался до смерти пьянея
УЛЫБНИСЬ, ВЕДЬ ТЫ МНЕ СЕСТРА, УРАНИЯ...
Улыбнись, ведь ты мне сестра, Урания,
Беглянки обе в потустороннее.
На двигателе внутреннего сгорания
Агон мой – сердечный огонь – агония
Повседневного, шатание в невесомости,
Ускользанье из общего тяготения,
До безмирности от бездомности…
Гретой Ото мерцающее отражение –
Не даётся – что пясти! – и линзам Барлоу.
В звенящих развилках повилики, хмеля
Спиралях – лишь чудится со-незримая слову
Линия жизни в инфракрасном Френеля.
Так в рассветной испарине земных растений,
Истомлённых обманным соитием с небом
Во тьме, мелькает иллюзией светотени
Очерк крыл с отблеском салок Феба,
Что, дразня, Икара поднимал всё выше,
К вспыхнувшим узорам вееров вселенных...
Разве жизнь – не малая плата: слышать
Их взмах в распластанных гемолимфой венах.
БЕЛЫЙ ШУМ
умыкни меня в тишину, где все стрелки стоят на нуле.
и стрелок самих не видать, потому что ночь глубока.
и пряжа наших дыханий - сага о белой луне,
и обе дороги связаны из одного клубка.
в незримом его огне стала как смерть крепка
жизнью разорванная строка.
неважно что станешь шептать в божественной тесноте.
и всё равно за что вновь и вновь мне тебя прощать –
как дышать, как рождаться заново: не в правоте,
а в согласии возвращается смысл вещам.
так в речи прорехи вторгается звёздный шум,
сообщая крови: в тебе дышу.
…потеряй себя снова. меня как ключ, оброни.
переплюнь до рассвета Петра. трилобитом заройся в ил.
слепки счастья вымеси заново – у памяти нет брони.
и срока давности нет: каждый в себе носил
другого так глубоко, что дрожит насквозь
ожерельем спин наших - земная ось.
…я не знала тебя зимой – с кем ты ходил по льду?
обветривал губы? на стекле протаивал озерцо
дыханием?.. но весной – я в каждом побеге найду
между моих ладоней, милый, твоё лицо…
и когда лоб тебе ласкает касаньями снег ли, дождь,
я небом в тебя врастаю. ты светом во мне растёшь.
ШЕПОТЫ О ДОЖДЕВОЙ ВОДЕ
влагоречивой,
благобранчливой
со-воспарительницей летучих,
омывальщицей тяжких, тучных,
усмирительницей Тифона,
утешительницей Персефоны
кругобегущей, завесоткальницей
в небе подвешенной
твердеискательницей
сестрой Арахны,
звукоткачихой, словопрядильницей
супругой Брахмы
светочернильницей,
речкой небесной,
речью над бездной
заговаривая недозаканчиво
заворожавая
теребень ржавую
самообманчиво
струнами радости
плодовотяжести.
нити повыдергав вышивок, бисеров,
краски повыветрев, выярчив, выстирав,
дланедразнильница, пяльцеизгнанница,
землеточильница, костеласкальница,
памяти-слуха-в- ушке-щекотальщица,
плотеманильница, бездн целовальщица,
лет повитуха и взороскудельница,
жено и дева, плачасмеяльница,
светораспева Сиринга-скитальница,
застишь дыханьем надмирное зеркальце –
в сиюминутном,
не-
до-
не-
законченном –
играми майи, сквозь-пальцами дверцами,
неба отточием вод обесточенных,
весело смолкнувшим колокольчиком
у примирённо размякшей обочины.
|
