Произведения

Это – берег твоей реки. Обветшалый лед
Старым платьем трещит и ползет по швам,
Ты впервые с осени видишь – река течет,
А лоскутные льдины уходят по рукавам

И протокам реки туда, где горит закат,
Но река заливает жар – без ее воды
Небо выгорело б дотла много лет назад,
Так же вечером. Зеленоватый дым

Лег на кроны деревьев, зыбкий, как этот мрак,
Что с трудом скрывает вешние небеса,
И растет тишина, сквозь которую слышишь, как
Прорастают травы, и кажется, что ты сам

Прорастаешь корнями в суглинок речных террас,
Неподвижен и нем, забывая, что есть слова,
Наблюдаешь, как время движется мимо нас,
И лоскутные льдины уходят по рукавам.

Проснись до света оттого, что печь
 Остыла, и тебе приснилось лето:
 Поляны трын-травы зовут прилечь,
 И много света.

 Проснись. Гляди в морозное стекло,
 Жди с неба новостей – их мало, впрочем,
 И оттого совсем не тяжело
 Хвостам сорочьим.

 Жди снега, что не выпал в Новый год
 И к Рождеству, похоже, не поспеет,
 Но до Крещенья точно занесет
 Твои Помпеи.

 Затеплив печь, смотри в свое окно.
 Помпеи просыпаются. Незримо
 Приметами до крыш занесено
 Паденье Рима:

 Невынесенный сор в печах горит,
 Уходит к небу дым тревогой древней -
 Считая твой, зимой их ровно три
 На всю деревню -

 Достаточно для лабиринта, где
 Смог заблудиться век позавчерашний
 И бродит под гармошку – по воде,
 Лугам и пашням.

Уходили от сумы да от тюрьмы.
Шли дорогами монахов-чернецов.
Горностаевая мантия зимы
Укрывала от погони беглецов.

Шли на север, где земная параллель
Не длиннее обручального кольца.
В край, где дерево в лесу обычно – ель,
В мир, где гость, зашедший в дом- почти что  царь.

Жизнь – зима и ожидание зимы.
Море сине, снег полей до боли бел.
Здесь для глаза гжель привычней хохломы,
Ибо красок только две – лазурь и мел.

Облаками – сугробы, сугробами – облака,
На излете взгляда, белым пятном на карте
Тают, переплетаясь. Их не различишь, пока
Солнце звоном капели не прикоснется к марту.

А весна в этот раз будет чудо, как хороша,
Зазвенят ручьи, что весною одно и важно.
Так же первое прикосновение карандаша
Возвещает надежду  белым листам бумажным.

Это будет весной: будет небо, как бирюза,
На ступенях судьбы, поднимающихся полого,
Ты коснешься моей руки, посмотришь в мои глаза -
И моя душа прикоснется к Богу.

Обнажаются поля и коленки
И меняются сугробы все пуще:
Солнце выпило молочную пенку,
А на донышке – кофейная гуща.

Рыболов забросил зимние снасти.
Котофей поет романс по-соседству.
А по небу перелетное счастье
Возвращается из теплого детства.

Снять Лето – большая идея!
(Увы, неумение – враг мой),
И я - ученик чародея –
Над выдержкой и диафрагмой

Колдую, – но снова и снова
Чуть смазана память о лете…
И юный фотограф сурово
Ругает порывистый ветер.

Как странно, дружище, как странно:
Ведь сбудутся в жизни иные
Волшебные дальние страны
И четкие снимки цветные,

Но этот – еще черно-белый –
Останется неким пределом:

Там старая яблоня. Рядом,
На длинном шесте среди сада,

Обитом железом от кошек –
Скворечник, слегка перекошен,

Смородины куст и качели,
Что мне столько песен пропели,

И небо. Но - странное дело:
На снимке моем - черно-белом

И выцветшем, словно обои, -
Оно до сих пор – голубое…

Москитной сеткой забрано окно.
Дрозды пируют среди спелых вишен.
Мне кажется, я здесь уже давно:
Не удивляюсь, за окном услышав

Рассветное мычание коров.
Приобретаю новые привычки
И вестником совсем иных миров
Воспринимаю голос электрички.

Макушка лета.  Силы ветерка
Едва хватает, чтобы тлеть закату.
Дымятся над закатом облака,
Печально безутешные цикады

Оплакивают выкошенный луг.
Им вторят мне неведомые птицы.
Босой ноге приятно на полу,
Особенно – от скрипа половицы.

В сельпо на черный день припасено
По фунту расфасованное лихо,
Но в ясный день становится темно
От пчел над полем, где цветет гречиха.

И, словно принося благую весть,
Приветливо качают мне рукою
Два старика, кому сейчас и здесь
Достаточно и света, и покоя.

Небо отдано журавлям.
Солнцем выше краев полны
Дни, а ночи несут прохладу.
Снова будут шуметь поля,
Что устали от тишины.
Налетевшему ветру рады

Ветви дерева. И шатер
Из зеленых листьев широк
И непреодолим для света,
Только август – плохой актер:
Монотонно твердит урок
И бездарно играет лето.

Разве важно, что в полдень – зной,
Небосвод беспредельно чист
И приятно дремать на сене,
Если с нежностью неземной
Ты глядишь на зеленый лист,
Понимая, что он – осенний…

Когда на юге - бархатный  сезон,
А здесь мальки по лужам брызжут в школу,
Я выхожу выгуливать свой зонт
(Цветастый, не по возрасту и полу),

И размышляю, листья вороша,
Что быть дождем, наверное, приятно:
Стекаешь себе с неба не спеша
И тихо обнимаешь необъятность.

Вдыхая запах листьев и хвои,
Задумчиво беседую с собою:
И я бы мог всю землю напоить,
Да только вот живою ли водою?

 Печальной этой думой побежден,
Вздыхаю тяжко, взвесив все серьезно:
Уже, пожалуй, поздно быть дождем.
Но вдруг хотя бы радугой не поздно?

Заголубеет небо бирюзой,
Иссякнет дождь. Иду себе, веселый,
Выгуливая семицветный зонт,
Что мне как раз по возрасту и полу…

Ладошки пряча в рукава плаща,
Лишая ветер осени улова,
Ты на прощанье выдохнешь: «Прощай» -
Косым дождем пропитанное слово.

Кивнешь едва заметно головой,
И между нами разольются годы.
Так дерево прощается с листвой,
Даруя ей минутную свободу.

А мне через года приснится вдруг:
Осенний вечер, листья на дорожке,
И будто я пытаюсь на ветру
Согреть в своих руках твои ладошки…