Произведения

Духовой оркестр всех других природней.
Дуешь, словно дышишь, да ещё свободней,
Дуешь что есть силы, так, что бьется сердце,
Как в тростинку лета в середине детства.

Духовой оркестр, плещутся тарелки!
Тубы и тромбоны ловят взмах руки
И дрожат, как горло, медно мелко-мелко,
Выпячены губы, слюни, мундштуки.

Духовой оркестр — войны да парады,
Не умеет тихо — зорька да отбой.
Танцы в летнем парке, белая эстрада.
Как последний выдох, эхо за трубой.

Духовой оркестр — музыка разлуки.
Ноты в ней простые и звучать легки.
И протяжным эхом всё витают звуки
Над прощальным взмахом маминой руки.

Праздник Первомая, флаги и портреты.
Черно-белый снимок, папа молодой.
В городе оркестры всё играют где-то,
Долетают тихо песни вразнобой.

Чёрно-белый снимок — небо голубое,
Мне уже пятнадцать, не вернуть назад.
Песни да оркестры — самое простое,
Люди да машины — вот и весь парад.

Разберут трибуны, унесут портреты,
Спрячут инструменты, допоют на слух.
Духовой оркестр не хранит секреты.
Он играет громко, просто во весь дух.

Было бы окошко между временами,
Даже небольшое мутное стекло,
Подышал бы тихо и протер руками
И смотрел бы долго, чтобы повезло.

Брошу две монетки, сдвинется заслонка.
Контролёр в фуражке песенку свистит.
В очереди сзади кто-то плачет тонко,
Номер на ладонях, дождик моросит.

Загляну в окошко в пластиковой раме:
В нашем прошлом утро, солнце и тепло.
Может быть, увижу маму вместе с нами.
Жалко, не услышу - толстое стекло.

В плащах из собственного света
Стоят в тумане фонари.
Как от рассвета до рассвета,
Иду вдоль них с душой внутри.
Она в меня тепло одета
И всё застежку теребит.
И ночь, как шёпот без ответа,
Недвижно влажная стоит.
И, кроме конусов прозрачных,
Нет в этом месте ничего.
И слышно, что никто не плачет.
И видно, что совсем темно.

Не составляй горящих планов
И расписаний не вводи.
Проснулся утром слишком рано,
Вставай, иди!

Проснулся позже, чем хотелось,
Счастливо в праздность окунись.
А время никуда не делось,
Оно пере-тека-ет в жизнь.

Ответственность перед часами
Не учреждай.
Их много, а мы только сами,
Их не считай!

А жизнь идёт, течёт, буровит,
И ты плыви!
Увидишь, время рыбу ловит,
И ты лови.

Мы сами - время, мы минуты,
Секунды - наша чешуя.
И мы ещё блеснём кому-то
Со дна ручья

Над городом летали души,
И нас они не замечали.
Они не нам принадлежали,
И мы не им принадлежали.
Они держались за мизинчики
И веселились так счастливо,
Как будто утренние блинчики
Им дали в блюдечке красивом.
Как будто и не моросило,
Воротников не поднимали.
Нас ни о чём не попросили,
Мы ничего не пожелали.
Над ними зажигалось облако,
Как канделябр в концертном зале.
Они бы довели до обморока,
Случись, что мы их увидали.
А мы дышали с ними вместе
И тем же воздухом, всё те же.
Но не летали, много чести,
Всю жизнь всё там же и всё те же.
Ах, души, леденцы прозрачные,
Сквозь них мигали светофоры,
А мы густые и невзрачные,
Трамваи, сумки, снег, заборы.
Был зимний вечер, между прочим,
И фонари включили к ночи,
И тени улетели стаями.
Нам не спалось в домашнем сумраке.
На город опускались сумерки,
Но свет прозрачный не истаивал.

Сливаясь с тенью, виснут кружевами
Пустоты между почвой и кустами,
Коклюшками в цветах мелькают пчёлы,
Горластый разномастный мир весёлый
Сплетает стебли, ветви со стволами -
И это всё строенье, между нами,
Похоже на модели ДНК.
На всё, конечно, Божия рука,
И жизнь, - его творенье, рукоделье, -
То повод нам для слёз, то для веселья.
И каплет мёд, и горем пахнет счастье.
Власть думает, что обладает властью.
И меж собой аукаются встречи,
А утра переходят в новый вечер
В другой стране в другие времена.
Нам обещает бабочек из сна
Всех гусениц изогнутая бровь.
И радостно живёт наш муравейник.
Слоится быт, как склейка, и затейник
Льёт в старый вечный двигатель любовь.

У неё счастливая душа,
Ей никто не должен ни гроша.
И она, от жизни взяв сполна,
Никому ни жеста не должна.

Неприметно ходит средь людей,
Как седой сутулый воробей.
Будит в ней заманчивый восторг
Лист со стопкой гениальных строк.

И строка сквозь жизнь, как по камням,
Меж плитой и стиркой, и уборкой.
Месяцами не звонит ей сам
Аполлон, закрыв окошко шторкой.

Но дрожит в волнении рука,
На клочке записывая слово,
Жжёт глагол, предлог продрог слегка,
Как крючок, ловя за словом слово.

А потом, как эхо тишины,
Долетит и в прошлое и в после:
«Больше смерти не хочу войны,
Больше счастья, чтобы был ты возле

Я хочу. И не терять родных.
Господи, от просьб, конечно, жарко!»
И махнул рукою и затих
Аполлон: «Ну что возьмёшь, кухарка!»

Молит о прощеньи за грехи,
Музы призовут, не отзовётся.
Вырывает из души стихи,
Как ведро верёвкой из колодца.

По дырявой воде до осколков дороги
Под нечёсаным небом горбатой грозы
От поющих болот до причалов безногих
Между криками сов там где лисы борзы

Вдоль разбитой ограды сгоревшего сада
Сквозь туман паутины цветное бельё
В старый дом где постель заросла виноградом
Хлев травой-муравой двор житьем и бытьём

В день восьмой понедельник нежданно-негада...
Со слезою блестящей как глаз на блесне
Под забытый напев племенного обряда
Всех родных и живых ты увидишь во сне
И рванёшься на запах цветущего сада
С отражением солнца столкнувшись в окне

Заброшенные флаги облаков,
застиранные до одной расцветки,
свезут на свалку, тут недалеко,
в графе «Списали» сделают отметки.

Освободив полётный коридор,
пустынный воздух небом захлебнётся
и весело свалив глухой забор,
за горизонт по радуге сольётся.

Останется обычная земля,
забитая воскресными делами.
И веру и любовь на всех деля,
Надежда заполошит рукавами.

И каждый в новом круге доживёт
и этот день, и новый по порядку,
и глянет на закат и на восход,
на занавеске поправляя складку.

И получив по карточке добро
и зло по высшей мере гражданина,
снесёт домой и скажет: «Повезло,
что без дождя дошёл до магазина»

Подмастерьем весь день отработал,
По порядку расставил слова,
Всё, как надо, и ладно, и что-то
Задевает мне сердце, едва
Перечту, будто снова услышу,
Как стояли слова в том дому,
Где рождён под разбитою крышей.
И осеннюю львовскую тьму,
Перешитую из одеяла.
И отца хрипотца там стояла.
Вкус томившейся каши под пледом.
Там за светом слова сходят следом.
Только в сумрачной мастерской
Не такой позабытый покой.
Нет здесь запаха ревеня,
Изразцовой горячей печи.
Но я знаю, повременя,
Я услышу: кукушка кричит
Неразбуженному ночничку,
И сплетаются запах и звук,
Возвращаются в замкнутый круг
И к младенческому родничку