Произведения

Укутал город полог звездный, напев гитары льется странный,
Ее дрожащий звук гавайский звучит мелодией печальной.

Назвал поэт гитару жертвой пяти стальных кинжалов острых
В протяжном плаче иберийском я слышу стон с родных погостов.

Стенанья, слезы и невзгоды, свое в том плаче слышит каждый.
Как в звездопад уходят годы, и путь закончится однажды.

Пока же в призрачном тумане плывет мой галеон упрямый,
В тревожный мир воспоминаний мистраль его уносит пряный.

Туман вдыхаю, суждено ли рассвет увидеть долгожданный,
Заветный первый Солнца лучик, дрожащий, тонкий и желанный.

Наполнит светом старый парус, слегка с туманом поиграет,
Пока туман как мягкий гарус падет на волны и растает.

Расправив крыльями ветрила, лечу я коридором света,
Туда где Прошлое застыло, мечтаю я спасти Поэта.

Ох, трудно сквозь песок и время прорваться в сонную Гранаду,
Грехов чужих пригнуло бремя, свинец бормочет серенаду.

Провисли паруса Надежды, и умер тихо ветер пряный,
Не приведя корабль к цели, в Гранаду, где рассвет багряный.

Еще один уходит в Вечность, но след земной и вправду светел,
Порою имя Федерико, я слышу, тихо шепчет ветер.

Восток окрасил цветом крови крыло холодного рассвета,
Сырой песок, как слезы вдовьи, смыл след того шального лета.

Ушли в песок его безумства, забыт вкус поцелуев нежных,
Аккорды струн гитар печальных не будят чувств тех самых, прежних.

Восход осенний, неба холод, в душе моей живет тревога,
По Солнцу и по лету голод, куда лежит Судьбы дорога?

Безмолвный город над причалом, песок холодный, волн ворчанье,
Балкон знакомый, окна в алом, ворот ажурных скрип, стенанье.

Бездушный мрамор, крест и роза, письмо, а в нем девичий локон,
Все, что осталось мне от лета, разорван жизни тонкий кокон.

И я уйду в туман забвенья, запомнив страсти привкус пряный,
Души последние сомненья меняю я на миг желанный.

Подсвечник медный, пламя свеч, за окнами метели пенье,
Мохнатый плед, упавший с плеч, к стихам неясное влеченье.

Неспешно плавит пламя воск, он медленно, покорно тает,
Как запоздалая слеза, на медь подсвечника стекает.

Танцуют тени свой балет, как в тусклом зеркале старинном,
Ее увижу силуэт, в венчальном платье, белом, длинном.

Забуду я про седину, отброшу плед и в черном фраке
Свои колени преклоню в зеркал холодном полумраке.

И роем гаснущих свечей нас старый вальс-бостон закрутит,
Безумства жарких тех ночей, давно забытых, вдруг пробудит.

И вспомню я, склонив главу, аккорды музыки прекрасной,
Тот город, вальс, как наяву, закат вдали кроваво?красный.

И снова, как в прекрасном сне, как в фильме старом мы кружимся —
Щека к щеке, в зеркальной мгле, лишь пробуждения боимся.

Курантов звон, окончен бал, сгорели и погасли свечи,
Упал с руки цветка бутон, уйду за Грань, к тебе, до встречи.

И там, где Вечный вальс звучит, где пламя свеч в стекле играет,
Тревога, что в душе лежит, как пряный воск, сгорев, растает.

Деревьев строй, фонтан в тени, листвы зеленой
                                                                тихий шепот,
Каррарский мрамор и воды привычный
                                                       недовольный ропот.

Ты помнишь, воду я спросил, такой же день,
                                                           тени прохладу,
Твоей мелодии вторя, слагал и пел я серенаду.

Томилась, мучилась душа и, чье-то имя повторяя,
                                                                        дрожала,
Как дрожит струна и стоном в кронах замирала.

Фонтан, молю тебя, ответь, ты помнишь той гитары стоны,
Но ты молчишь, а может, их седых деревьев помнят кроны.

Вздохнул фонтан, увы, мой друг, не нужно трогать сердца раны,
Воды той нет, течет она, как сон, как время, в океаны.

Не та струя свой степ стучит, купаясь в чаше белоснежной,
Не той мелодией журчит, стараясь быть веселой, нежной.

Все изменилось, все прошло, бреду я прочь с гитарой верной,
Закрою в прошлое окно, к воде прислушаюсь, наверно.

Абрис гор, если снизу смотреть,
Как древний кинжал стальной,
Горстью зазубрин к небу взлететь
Стремится наст ледяной.

Прочерченной линией, ударом под дых,
К горам прилепились дома,
В подбрюшье кинжала, у кряжей седых,
Город накрыла война.

Закрыла блокадой, как старую дверь,
Все нити жизни порвав,
Прокралась в души тревога-зверь,
Улыбки, как скальп, сорвав.

Улиц пустынных, крутых, спираль,
Окон-бойниц чернота,
Черных на белом, столбов вертикаль,
Деревьев немых нагота.

Холод и голод, страданья и страх,
Иногда лишь тревожный сон.
Если приходит к людям в домах,
В обложенном городе, он.

Каплею глухо снег талый стучит
В висок и в миски фаянс,
Камертоном в ушах этот ритм звучит,
Воды и жизни альянс.

Водит по улицам стылая ночь
Неясных теней хоровод,
Город не в силах ночь превозмочь,
Черен зимы небосвод.


Тают жизни, как воск, как туман,
Будто мерцанье лампад,
Реальность ли, или вселенский обман,
Звезд ледяных камнепад.

Доколе, Создатель, нам чаша сия?
Шепот, изгибы рук,
Молчат небеса, в пути Мессия,
Замкнут блокады круг.

Но холод на сносях, уже тает лед,
Весна, значит, помощь придет,
Ожившей пчелою гудит вертолет,
Машину Надежда ведет.

Наступят весна и лето тревог,
Зреет Сентябрь, и вот —
Руки сжаты до хруста. Рывок,
Криком наполнен рот.
.
Жаля кожу, кипит металл,
Свинец лавиною с гор,
Черный металл, как угля кристалл,
Огнем бороздит косогор…

Приснилось все это? Себя он спросил,
Я ж толстую книжку читал,
Но в памяти имя огонь воскресил,
То город шахтерский — Ткварчал!

Свободный город свободной страны,
Граниту имен не счесть,
В мягкой земле кинжал войны,
И сонм поминальных свеч.