Произведения

Разбит очаг семейного уюта,
На долгие шесть лет в забвении вдова.
Та жизнь в столице напрочь зачеркнута
На Мойке теперь холод, пустота...

Укоры, зависть, пересуды света,
Безжалостно прибьют вдову к «столбу»,
Спасенье лишь в изгнании, в Калуге,
На прошлом крест, запрет, табу.

С сестрой, детьми и памятью о муже…
Осмыслив заново тот выстрел и его,
И Сашеньке, родной сестре-подруге
Всю боль доверить, что трудней всего.

Вина ли это, что за годы брака
Так не смогла поэта полюбить
До отречения, чтоб вспыхнуть цветом мака
И пылкость гения в объятьях утолить.

Не получилось, а хотелось малость
Любить его, ах,  что тут говорить...
И навалилось: дети, дом, усталость.
И стала жить, ну просто с мужем жить.

И лишь себе признаться не боялась,
Что любит страстно, нежностью  горя,
Любовью той, что ото всех скрывалась…
И губы тихо шепчут: «Николя...»

Она его впервые увидала
Средь блеска люстр,  бальной мишуры,
И в тот же миг сама себе сказала:
«Вот рыцарь мой нерыцарской поры…»

Бывает так, достаточно лишь взгляда,
Кивок смущения, заметный чуть поклон
Для сердца любящего  высшая награда,
И рыцарь это чтит, и восхищенья полн.

Наталья, Николай… банально и печально…
Ах, если б не семья… О, если бы не трон!
Властитель,  государь,  как всё официально.
И этим двум сердцам всё длится чудный сон…

Не траур в один год,  как обещала мужу,
А шесть лет в забытьи - решила так она,
В молитвах, в скорби у камина в стужу,
Как искупление назначила сама...

Давно, в начале двадцатого века,
Был в Москве музыкант - чужеземец,
На углу, где «фонарь и аптека»...
Жил - творил, то ли швед, то ли немец.

Он в оркестре служил и в счастливом моменте
Репетировал дома,  при окнах открытых,
Удивлял москвичей  своим инструментом
Необычностью звуков,  в мелодии слитых.

Стояли толпы, гуляли пары...
Извозчики сбавляли ход, смиряли тон,
Газетчики - мальчишки замолкали,
Когда играл на саксофоне Он!

Как необычны эти звуки в «сиплом тоне»...
То вздох, то всхлип, то трели соловья,
Бельгиец Сакс играл на саксофоне...
И этой музыке внимала вся Москва!

Всё случилось, как Пётр хотел.
И сбылось всё так, как задумывал он,
Царь построил град-столицу на Неве
И назвал своим именем потом.

Города наши во все времена,
Строились на видном месте – на холмах,
Только «Питер» мой стоит ниже всех –
На болотах, островах, на костях.

Притча есть: когда  строился  град,
Рад был Пётр на весь белый свет.
Появился ниоткуда старик
И сказал: «Граду быть триста лет…»

Пролетели, протрубили века,
Столько всякого пришлось пережить,
Только, как и прежде, Нева
По гранитным своим венам бежит.

Я хочу, чтобы Бог наш с небес
Увидал Петербурга красу
И оставил у Невы всё как есть:
Зимний, Лавру, Адмиралтейства иглу.

Я мечтаю лишь об одном,
Пусть не сбудется пророчество это,
Спят спокойно люди в граде родном,
Петербургу – многие лета...

Единожды солгав, мы отступаем,
К черте, где нет земного притяженья,
В начале жизни мы невежды – смутно знаем,
Что ложь есть грех, и нет для нас прощенья.

Дорога вверх,  вдруг станет иллюзорной
На фоне материальных наших благ.
И вакуум бездуховности греховный
Настигнет нас, как ненасытный враг.

«Еще есть время», - так ошибочно считаем,
«Совсем не страшно»,- мы баюкаем себя.
Так почему тогда с тревогой называем
Имя Спасителя – Христос Иешуа?

Скажите, а с вами бывало?
Как будто вы жили уже,
Но в жизни не в этой, а в прошлой,
Где яркие краски везде?

Там море лазури играло,
А над моей головой
Огромное солнце светило,
Пленяя чужой красотой.

Там прожито было немало,
А мир там такой неземной…
И всё это было так явно,
И всё это было со мной.

За облаками над нами,
Зависли над небом дворцы,
Где каждый найдёт свой, по праву,
И полные блага ларцы…

Живите по совести, люди,
Познав «изобилие рога»…
Решайте проблемы земные,
Без злобы, хулы, с верой в Бога!

«Лихие годы девяностые» минули.
О, сколько судеб было сломано тогда!
Мы «деревянные получки» так тянули,
Что удивлялись тому сами иногда.

«Луч света»… «Архипелаг духовности»…,
Иль сказать просто: «Светлое пятно!»
Я о театре, прошу простить за вольности,
Который  выжил с нами  заодно.

Благодаря актерам, что остались,
И свою верность Мельпомене доказав,
За мизерную плату вдохновлялись,
Но не ушли со сцены, «нити» оборвав.

О запах закулисья, чары рампы,
О «храм искусства» – милый сердцу дом,
И, в грим-уборной свет старинной лампы…
Как много сыграно и выплакано в нем.

Он снится нам так часто, и без повода,
О, Муза Мельпомена,  в веках царствуй!
Для лицедеев нет сильнее  довода –
Сказать при входе: «Мой театр – здравствуй!»

На самом крайнем Востоке Дальнем,
В таёжных дебрях Уссури,
Ты утром ранним, за камнем скальным
Лесную тайну  усмотри.
Подметь летающее диво…
Следы на сопках диких коз,
И оплетающие криво -
Багрянцы виноградных лоз.
Понаблюдав  за этой сказкой,
Потом тихонечко уйди,
Про то, что лес тебе открыл вдруг,
Ты никому не говори…
Здесь свой закон, здесь духи правят,
Тут древности лежит печать...

За далью – даль, за далью – даль…
И дальше   бесконечность…
За горизонтом – горизонт,
Отсюда   в вечность.
Вращает колесо судьба,
Размеренно ткет  нить она,
Неумолимо как всегда,
Идут года, плывут века…
Нить времени длинна,
Ей ни к чему поспешность,
Так почему жизнь коротка?
Вот где погрешность!