Произведения

  «Романы «Наступит ли завтра» и «В лабиринте судьбы», как и все другие, несут в себе большой положительный заряд и доставляют читателю радостные эмоции, что в наше время само по себе является немаловажным фактором. Книги учат высокой нравственности, честности и благородству, повествуют  о любви и преданности чувств, о высокой морали». (Из отзывов читателей и члена Союза писателей России Бирюковой Л. Д.).
В романе «Наступит ли завтра» нет ни насилия, ни криминала со следственным дознанием, ни грубого секса и всего того, от чего вдумчивый читатель изрядно устал. В нём повествуется о любви, о высокой морали. Это чисто женский роман.
Роман «В лабиринте судьбы» повествует о судьбе молодого заместителя прокурора. Сначала он теряет семью. Дочь семи лет умирает в день рождения его жены, а сама жена – в день своего рождения.
Возвращаясь по Военно-грузинской дороге из очередной командировки, он вместе со случайным попутчиком попадает в автокатастрофу. Его служебный автомобиль, управляемый попутчиком, падает в глубокое ущелье и сгорает вместе с водителем. Сам герой романа на полпути в пропасть вылетает из машины на выступ скалы и волею судьбы остаётся в живых. У него сильно изуродовано лицо. Его, едва живого, находят пастухи и забирают с собой на пастбища. Больного выхаживает старушка – мать одного из пастухов. Молодого человека считают погибшим, как на работе, так и дома. После выздоровления он с паспортом погибшего попутчика и под его именем продолжает жить и испытывать судьбу, которая, в конце концов относится  к нему благосклонно…
Ну а дальше автор предоставляет читателю возможность самому стать свидетелем тех захватывающих событий, которые изложены в книге.

Роман «Близнецы» – это сага о любви не только между мужчиной и женщиной, но и между однояйцевыми братьями-близнецами. Двухтомное произведение, полное драматизма, где речь идёт о трудной судьбе близнецов, близких по духу, но разных по внутреннему содержанию. Братья растут без отца, существование которого мать, Варвара, от них скрывает. Их отец, прокурор области, в свою очередь, не ведает о том, что у него есть сыновья. Мать трудится не покладая рук, чтобы её дети ни в чём не нуждались. Потом, уже по истечении времени, один из них, Никита, становится крупным учёным, доктором медицинских наук, профессором. Другой, Гордей, – крупным бизнесменом. Братья так похожи, что их не отличить друг от друга; даже матери даётся это непросто. У Гордея красивая жена, в которую влюбляется его компаньон по бизнесу. Но та отвергает такую любовь. Тогда тот заказывает убийство бедной женщины. Гордей расправляется как с убийцей, так и с заказчиком убийства своей жены. Друг убитого компаньона Гордея берётся за расследование этого дела и выходит на братьев-близнецов. В тюрьме, где те отбывают наказание, он поручает опасному вору-рецидивисту убрать Гордея. Никита выдаёт себя за брата и погибает от рук убийцы…

События, описанные в романе, частично автобиографические, всё остальное, связанное с лечебницей для душевнобольных, и вторая часть романа – вымысел автора. Здесь он преследует склонность сильных мира сего, имевшие место в недавнем прошлом, когда в целях избавления от неугодных им людей, пребывающих в здравом уме и твёрдой памяти, отправляли их в психиатрические больницы.
«Он, сумасшедший», – возможно, скажет кто-то про меня и будет абсолютно прав. Отнюдь это совершенно не спорный вопрос, потому как каждый из нас (хотите – верьте, хотите – нет), сам того не замечая, в силу тех или иных обстоятельств пребывает в исступлении ума по-своему. И всё это потому, что человек по природе своей далеко несовершенен. По этой же причине он боится всего: боится меча, боится воды, а огня боится пуще геенны огненной. Боится он ускорения свободного падения, безвоздушного пространства, голода и холода. Чего только он, бедолага, не боится. И если ко всему этому присовокупить его устремлённость к самосохранению и тот прессинг, что направлен им на ближнего, без чего жизнь кажется ему постылой и бессмысленной, то смею утверждать, что все мы немного сумасшедшие.
Не имея ещё права голоса, но обладая дюжей силой в конечностях, в чреве матери мне впервые до-велось услышать, что я сумасшедший.
«Вот сумасшедший!, – сказала она, хватаясь за живот, когда я в неистовстве своём попросился наружу. – «Шести месяцев до роду, а какой тарарам устроил! Не ребёнок, а чревовещатель. Куда же ты торопишься, хотела бы знать?»
Услышав этот отчаянный  монолог, я присмирел, но ненадолго. Скучно там и темно. Признаться, снова пустил в ход кулачки, что усугубило моё и без того незавидное положение. Схватившись за живот и корчась от боли, мать обливалась потом.
  – Уймись же ты, наконец, оглашенный! – просила она.
Потом я родился…
Ну а смысл романа можно выразить словами его же героя:
  «Я – сумасшедший! Почему бы и нет? Я не хуже своих здравомыслящих сограждан, которые косят под эту спасительную для них формулировку! Теперь же я а-ля дурачок и мне море по колено, потому как имею иммунитет вседозволенности, и храним законом, словно перстом божьим!»

Разъяренный ветер гнал воды океана на сушу. Увенчанные пеной, они тяжело катились одна за другой, вставая на дыбы. Натолкнувшись на твёрдый скат берега, усыпанный валунами, они выпрямлялись, выгибались дугой и с оглушительным грохотом обрушивались на землю. В этой кутерьме, среди огромных скал, кружась, вздымалась ввысь пена. Она, сорванная ветром с гребня волн и уносимая бурей, летала над землёй.
Дождь не переставал. Отягчённое водою небо словно прорвалось. Изливаясь на землю, оно превращало её в вязкую массу.
Ночь неохотно отступала. На восходе в небе уже начала прорезаться белёсая щель. Рассвет подкрадывался незаметно, слишком медленно, обозначая контуры облаков, горбатых гор и деревьев, загоняя в
их гущу остатки ночи.
На богатой вилле, у самого берега бушующего океана, две живые души как бы вторили стихии, при этом одна уже покидала этот мир, другая же пыталась как-то в нём её удержать.
Ещё недавно глаза его были суровы, с кремнистым блеском, но теперь в них угасала жизнь. И чувствуя, что силы его уже покидают, он выразил желание поговорить с нотариусом. Тот явился в назначенный час и заперся наедине с хозяином.
  – Ты знаешь, что мы делали? – проводив чиновника, спросил он.
Она отрицательно покачала головой.
  – Ну, так скажу тебе: я составлял завещание; ведь после меня кое-что останется, не так уж и много, но всё-таки кое-что.
  – Не говори о завещании! – взмолилась она. – Потому как завещание или предсмертное письмо – есть бумага, завершающая жизнь человека.
Держа руку на ладони женщины, он с трудом прошептал:
  – Я рад, что ты есть на свете! Чувство радости, пришедшее в предсмертный час, – та же жизнь, только краткая и неутолимая.
  – Не говори так, друг мой, – кротко, исполненная горя, сказала она сквозь рыдания. – Кому, как не мне знать, какая у тебя на сердце боль….
Она была для него всем, кроме любовницы, и вовсе не потому, что не хотела  этого, наоборот, она всегда любила его. Дело же было именно в нём: вначале, в далёком прошлом, любил он одну лишь женщину и оставался верен своим чувствам даже тогда, когда они на долгие годы потеряли друг друга, ну а потом уже из-за несчастного случая, начисто лишившего его мужской радости.
Похороны усопшего проходили скромно, несмотря на то, что проститься с усопшим пришло много народу.
Погост и часовня на высоком холме. С него далеко видна вся округа, а оттуда – и само кладбище, где и теперь белеют кресты на самых дорогих ему могилах, но он уже больше никогда их не увидит – Господь милосердно избавил его от этого.

    В этом романе описывается жизнь ассирийского народа во всех её проявлениях: в её культуре, обычаях, в общественных и моральных устоях.
    «Ассирия – взлёт и падение» – это исторический роман, в котором события уводят тебя, дорогой читатель, в глубокую древность, а именно: в V11 век до Р. Х. Имена царей, названия городов и обычаи ассирийцев, моих предков, не вымышлены. И если верить историческим материалам, то всё было именно так. Исключение составляет некоторый вымысел автора, без которого немыслим ни один роман.
    Наблюдательный читатель заметит, что в романе нет главного героя, есть только действующие лица. В качестве главного героя выступает ассирийский народ во главе с царём – Ашшурбаннипалом.
    Возвращаясь к истории ассирийского государства, следует отметить, что оно находилось в Двуречье,
между реками Тигр и Евфрат, или на том самом месте, где, согласно библейским сказаниям, находился Эдемский Сад, или Рай.
    Древние ассирийцы внесли большой вклад в современную культуру,  а именно: они изобрели стекло – им принадлежит идея стеклянных линз. Система современной математики ведёт своё начало от ассирийцев и вавилонян и основана на определении численного значения по их взаимному расположению,  и до сих пор используется как международная. Они научились измерять время, деля сутки на часы, минуты и секунды, и первыми разделили круг на триста шестьдесят градусов. Изобрели колесо, а заодно  и средства передвижения: колесницы, арбы, кареты. Использовали плуг, изготовили полотно и занимались текстильным делом.
    Ассирийцы планировали города, строили многоэтажные башни, в том числе и Вавилонскую. Совершенствовали использование металла и положили начало астрономии. Они создали первую обсерваторию, вычислив движение планет; предсказали лунное затмение, создали двенадцать знаков зодиака.
    Сегодня во всём мире живёт около четырёх миллионов ассирийцев, из них три миллиона только на Ближнем Востоке. В Ираке, на их исторической земле, около полутора миллиона человек, в США – триста тысяч, в России – около семидесяти тысяч человек.
    Ассирийцы первыми приняли христианство. Новый Завет был написан на их языке, так как на нём говорил сам Христос.
      «От малого произойдёт тысяча, и от самого слабого – сильный народ. Я, Господь, ускорю совершить это в своё время».  (Библия). И я верю в это.

О том, какой представляется жизнь там, куда устремляются наши души, повествуется на страницах этого романа.
«Мёртвая зыбь» – мой первый и, очевидно, как фантастический последний роман. Так поступить зарекаюсь лишь потому, что я далёк от такой разновидности жанра. Мне, как автору, ближе сам какой ни на есть реалистичный мир. Однако взяться за настоящий роман побудило меня моё воображение, а ещё точнее, видение потустороннего мира таким, каким он представляется мне, как верящему в него человеку. Роман написан больше с религиозным уклоном, чем художественным. Часть событий, воображаемой мной, заимствована из Библейских сказаний. А насколько верно они в них изложены – судить самому Господу Богу. Тут автор умывает руки.
В романе один из друзей, Илья, попадает в автокатастрофу и погибает. Его душа устремляется на Небеса. Примерно такая же участь постигает и второго юношу, Игната. Юноша тонет в море и его душа тоже попадает в Рай. Его, утопленника, доставляют в больницу, где он в течение нескольких месяцев пребывает в летаргическом сне. Всё это время Игнат вместе с Ильёй наслаждается райской жизнью.
По взаимному согласию Архистратига Михаила и Дьявола, молодые люди побывали в Аду в качестве экскурсантов. И те изощрённые пытки, которым подвергались там грешники, привели молодых людей в ужас.
Потом Игнат просыпается ото сна и никак не может принять земную жизнь такой, какая она есть на самом деле. Он хочет вернуться обратно в Рай, но дорога туда ему заказана, потому как время его ещё не наступило…

В основу повести «Оборванные струны» положены фактические события многолетней давности. В ней говорится о судьбе молодой женщины, так и не успевшей познать жизнь. Под «оборванные струны» автор подразумевает сложные жизненные перипетии своей героини.
Молодая, красивая женщина, мать девочек-близнецов пяти лет, замужем за некрасивым, можно сказать, уродливым мужчиной. Но, несмотря на это, она его очень обожает за моральный дух, высокие душевные качества, аналитический ум, человечность, принципиальность, деловитость и доброту.
Однако судьбе было угодно распорядиться иначе. Героиня влюбляется в красивого молодого чело-века и беременеет от него. Чтобы скрыть своё пикантное положение от мужа и прервать беременность, она, будучи медработником, прибегает к услугам повивальной бабки. После неудачного вмешательства последней в дело прерывания беременности героини, женщина погибает. Молодой человек не в состоянии пережить смерть возлюбленной и тоже кончает жизнь самоубийством…

Я сильно болею. Жена и врачи делают всё, чтобы выходить ме-ня. Но я всё ещё плохо себя чувствую, поэтому моя благоверная не спускает с меня глаз. Да и возраст мой, скажу вам, не тот, ког-да можно строить планы на будущее, когда приходится, как жен-щинам, скрывать его. Однако чтобы быть до конца откровенным, следует признать, что по моим расчётам я прожил больше, чем мне положено, и к тому же прожил долгую и счастливую жизнь, но об этом знаем только мы вдвоём: Господь да я.
  – Ты спишь? – спрашивает жена.
  – Ну да!.. – отвечаю.
  – Тогда почему разговариваешь?
  – Это я во сне…
  – Ну, ну! – говорит она, водит плечами и тоже ложится спать.
Я поворачиваюсь на другой бок и лежу не шелохнувшись. Взг-ляд мой невольно скользит по часам на моей прикроватной тум-бочке. Часы с ярко светящимся большим циферблатом показыва-ют пять утра. Но тут что-то со мной происходит, я чувствую, как силы покидают меня, и я лечу в тартарары…
«Неужели Господь вспомнил обо мне и надумал призвать к се-бе? – думаю я в блаженном неведении. – Вот какова она тайна смерти, которую  никто ещё на земле не познал и поныне!..»
Нависшая зловещая тишина отвлекает жену ото сна. Она инту-итивно трогает мою руку, потом поворачивается ко мне, прикаса-ется губами к моему остывшему уже лубу и в ужасе вскакивает с кровати. Я лежу на спине без каких-либо признаков жизни и чув-ствую, что уже преставился, а на кровати лежит моё бездыханное тело, над которым витаю я, то есть мой дух.
Жена стоит без движения и глядит на меня широко распахну-тыми от страха глазами. Делать что-либо или говорить она не мо-жет, потому как её онемевшее от ужаса тело непослушно, а слова застряли в горле.
Мне жаль её, но помочь ей ничем не могу – я ведь дух. Придя в
себя, она тут же выскакивает на лестничную площадку и кричит
во весь голос:
  – Люди добрые, помогите!.. Муж помер!..
Я стою в дверях и слышу, как у одних соседей выдвигаются за-
совы в железных дверях, у других – щёлкают замки, и спросонок люди начинают высовываться наружу. Когда доходит до них суть происходящего, они окружают мою жену и со страхом в глазах смотрят на неё. Все стараются проявить заботу и внимание по от-ношению к ней, но зайти в мою квартиру и глянуть на меня никак не решаются.
«В милицию надобно сообщить», – говорят одни.1
«Скорую» вызывай», – предлагают другие.
Но ни милиция, ни «Скорая» не заставляют себя ждать. Вскоре в моей квартире собирается много народу. Люди суетятся, бегают за носилками, громко говорят меж собой. Жена моя стоит в углу и тихо плачет. Я в это время безмолвно парю в комнате, испытывая при этом лёгкость и безмятежность своего состояния. Вижу,  как моё тело кладут на носилки и несут к машине.
Машина плавно трогается с места, а через какое-то время она останавливается возле продолговатого мрачного здания. Я внима-тельно слежу за происходящим.
На громкий стук водителя в широкие двери помещения высо-вываются головы с заспанными лицами сначала одного санитара, а затем и другого.
  – Принимайте подарочек, бездельники! – кричит им он.
  – Что-о-о?..
  – Нечего хлопать ушами? – сердится шофёр. – Принимайте старикашку!11
  – Чего это ты, Петро, нам спать не даёшь? – зевая во весь рот, спрашивает первый санитар.
  – Твоему пассажиру не мешало бы и утра дождаться, – вто-рит коллеге второй санитар, разглядывая моё тело. – Куда ему то-ропиться-то? Утро ещё не наступило…
  – Нечего тебе, умнику, лясы точить… Это для тебя оно не на-ступило, а для клиента в самый раз. Так что давай, пошевеливай своими толстущими ягодицами и разгружай вместе со своим дру-гом, мордоворотом, машину. Правда, клиент давно уже молью точенный, но ничего, сойдёт. Чтобы заработать на горячительные напитки с закуской, – говорит им Петро, – вам следует изрядно
потрудиться над ним.
То бишь надо мной.
Затем он помогает санитарам снять с машины носилки с моим
телом и занести в помещение.
Когда «Скорая» уезжает уже рассвело. Я чувствую зловещий дух морга и догадываюсь, куда меня привезли. Я вхожу в поме-щение следом за санитарами.
  – Куда бы, Флор, положить его? – на ходу спрашивает това-рища первый санитар.
  – Ей-богу, не знаю, Кузьма! Может быть, оставим его здесь, в тамбуре, до прихода врача? – отвечает тот.
  – Нет, Флор, здесь нельзя. Патологоанатом рассердится.
  – Ну и пусть себе сердится. Ты же знаешь, все «гостиничные номера» со вчерашнего дня заняты постояльцами.
Кузьма имеет в виду холодильные камеры морга, догадываюсь я.
Он выглядит чуть старше Флора, и в отличие от своего напар-ника, высок ростом и худощав, в то время как Флор не блещет ст-ройной фигурой – колобок, только и всего.
В конце концов, решают оставить носилки в тамбуре, а сами уходят в свою комнату, чтобы вновь оказаться в объятиях Мор-фея.
Я остаюсь наедине с собой. Дух мой витает внутри этого мрач-ного  заведению, ни на чём не задерживая внимание. Вскоре мне всё это надоедает, и я начинаю разглядывать лежащее на столе изрядно распотрошённое тело молодо человека. Конечно же, эта картина не для слабонервных людей. Если кто видел тушу зако-лотого кабана в стадии потрошения, когда каждый орган раскла-дывают в отдельную посуду, он легко может представить себе то, что творится на столе патологоанатома. Потом взгляд мой оста-навливается на стене, где, как я догадываюсь, находятся холоди-льные камеры, в которых не нашлось места для меня, и снова во-звращается к трупу молодого человека.
Вдруг лёгкий толчок в бок выводит меня из оцепенения. Это
чей-то дух даёт о себе знать, думаю я и не ошибаюсь.
  – Что, любуешься мной? – спрашивает он и показывает на стол, где лежит труп. – Это моё тело!
  – Тут любоваться-то не на что? – отвечаю я.
  – Да!.. – сокрушается мой собеседник. – Было время, и было
на кого любоваться. Теперь ты прав – любоваться-то не на что!
От меня, брат, осталось только то, что видишь. Негусто, не прав-да ли?
Тут я охотно соглашаюсь с ним. Затем он представляется:
  – Жорик, – говорит он.
Я тоже называюсь. Завязывается знакомство.
  – Чем в миру занимался, Жорик? – спрашиваю.
Тот мнётся, не решается говорить. Потом всё-таки признаётся:
  – Жил, как хотел, ничем не гнушался. Из моих полных соро-ка лет, половину провёл в местах лишения свободы. Грабил, во-ровал, одним словом, вёл беспутный образ жизни, за что и попла-тился – убили.
  – Как же там, на небесах, посмотрят на твой «послужной спи-сок?..» Тебе не страшно?..
  – Как посмотрят, так и посмотрят, – грубо бросает он. – Тут ничего не попишешь. Мёртвых, как говорится, назад не носят.
Тут нашу беседу прерывает шум открываемых дверей и в морг входит патологоанатом городской больницы Левицкий. Явился он на работу к девяти утра и был во хмелю, предварительно при-няв на грудь изрядную дозу спиртного. Накануне днём отгулял он с родными и близкими восемнадцатилетний юбилей любимой дочери. Не успевает он облачиться в рабочий халат, как санитары вкатывают к нему носилки с моим телом.
  – Принимай работу, Семёныч! – говорит, улыбаясь, Кузьма. – Утром привезли. Свеженький. С пылу, с жару, так сказать!
  – Затолкай его в камеру, – застёгивая пуговицы халата, велит тот. – Пусть малость притомится ожиданием.
  – Нет свободных номеров, – продолжая балагурить, сетует санитар.
  – Тогда переложите его на стол, я займусь им.
  – На кой чёрт он тебе сдался, Семёныч. Старый же… – гово-рит Флор. – А с этим что делать?
Флор показывает пальцем на тело Жорика.
  – Закидай всё на место и зашей живот.
  – Может, стопочкой спирта побалуешь нас, Семёныч? – про-сит Кузьма. – С радостью выпьем за твою именинницу!
Левицкому деваться некуда, и он идёт в лабораторию за спир-
том. После нескольких рюмок выпитого спиртного с санитарами,
он садится за стол и пишет на нас с Жориком своё заключение. А Флор в это время одной рукой зашивает живот Жорику, другой же с аппетитом уплетает пирожки с капустой, принесённых Леви-цким на работу.
  – Глянь-ка, Семёныч, у него большой палец на ноге шевелит-ся! – с ужасом в глазах завопил Кузьма, показывая на мою ногу.
  – Ну и что же? – с явным безразличием сказал изрядно захме-левший Левицкий. – У всех нас они шевелятся…
Так в трудах и заботах проходит в морге день. Жорик незамет-
но исчезает из моего поля зрения, я же просачиваюсь сквозь окно и лечу над больничным двором. Пролетая над своим домом, вижу свою жену на балконе – она вся в трауре. Машу ей рукой, но она этого не видит. На какое-то мгновение зависаю над морской бух-той, а затем воспаряю ввысь, испытывая при этом блаженство и умиротворение. Я лечу в широкой трубе, подхваченный воздуш-ным потоком, не испытывая при этом ни малейшего страха.
После недолгого, как мне кажется, пути, я останавливаюсь  пе-ред широкими и высокими вратами необычайной красоты. Они прозрачны и обрамлены ореолом, который вызывает во мне чув-ство умиротворения.
Ворота стоят без ограды, только незримая черта проходит по их краям в небесное пространство. Перед воротами пусто, и кро-ме меня там никого больше нет.
За воротами проглядывается чудесный сад, там люди мирно беседуют меж собой, смеются, и, похоже, беспредельно счастли-вы.
Кругом тишь да гладь, да божья благодать.
Я собираюсь двинуться к воротам, но они тотчас же отворяют-ся и из них выходит старец с длинной седой бородой. Его голова обрамлена таким же ореолом, как и ворота. Он подходит ко мне, нежно улыбается и говорит:
  – Я – Архангел Михаил! Ты же стоишь перед вратами Рая, но
пришёл к нам не в свой час.
Затем кладёт руку мне на голову и продолжает:
  – Тебе надобно сначала пройти Чистилище, – и пальцем по-казывает туда, куда следует мне идти.
После этих слов Старец скрывается за ворота, а я безропотно
выполняю его указание.
Подхожу к зданию, над воротами которого написано светящи-
мися буквами: «ЧИСТИЛИЩЕ».
  – Вот это да!.. – удивляюсь я. – Я-то думал…
  – И думать тут нечего, – прерывает меня знакомый голос. –
Тут без тебя давно всё придумано. За нас, если хочешь знать, ду-
мают силы небесные.
Я оборачиваюсь и вижу улыбающегося Жорика. От радости он хочет схватить меня в охапку, по-дружески обнять, и даже поце-ловать, но я стараюсь увернуться от него. Но потом сам лезу к не-му в объятия, потому как воспитание моё не позволяет мне оби-
жать человека: ведь он делает это от чистого сердца…
  – Тут и до Рая недалеко, – говорит Жорик, продолжая пребы-вать в состоянии душевного подъёма.
  – Как сказать… – сомневаюсь я в его словах и показываю на Чистилище. – Всё зависит от того, что написано в Книге.
  – В какой ещё книге?! – спрашивает тот.
  – В их Книге, какой же ещё! – отвечаю.
  – Одно меня интересует, – говорит Жорик, – по какие сторо-ны баррикад мы с тобой окажемся.
  – То есть?.. – тут уже я не понимаю его.
  – Кого-то из нас отправят в Рай, а кому меньше повезёт – в Ад, – поясняет он. – Но я точно знаю: назад пути нет!
После краткого пояснения Жорика ворота отворяются, и мы с ним входим внутрь Чистилища.
Перед нами предстаёт огромная арена, больше похожая на Ко-лизей в Риме. Внизу, среди многоярусных трибун, где располо-жились белокрылые ангелы, возвышается ещё одна небольшая трибуна, на которой восседают глубокие старцы – высшие архан-гельские лики. К ним-то идут люди, а затем уходят туда, куда ве-лят им лики.
  – «Кто они?» – слышу внутренний голос Жорика.
Я хочу сказать, что сам их вижу впервые, но меня опережает некий таинственный голос: «Это семь Небесных Архангелов: Га-вриил, Рафаил, Уриил, Салафиил, Иегудиил и Варахиил. А тот, что посреди них, – сам Архангел Михаил – вождь Небесных сил», – поясняет тот.
Среди ликов я вижу того самого старца, который выходил ко
мне из Райских Врат.
Получив нужные сведения об архангелах, мы с Жориком удив-
лённо переглядываемся.
Не успеваем мы поделиться впечатлениями, как нас приглаша-ют к архангелам.
Архистратиг Михаил берёт в руки Книгу и начинает листать её. Затем он обращается к другим архангелам и что-то говорит им, те же кивают ему в знак согласия. После этого Михаил, глядя на Жорика, спрашивает:
  – Тебя-то кто сюда звал?
  – Я не знаю! Позвали  – вот и пришёл, – отвечает тот.
Жорик смотрит на Архангела Михаила и удивляется. Ему не
понять, на чём всё-таки держится душа этого худосочного старца.
Наконец очередь доходит и до меня.
«Тебе направо, в Святилище Господне», – слышу я в подсозна-нии чей-то твёрдый голос.
«А моему попутчику куда? – также мысленно интересуюсь я. –
Ему куда прикажете?»
«Не думай о нём. И его пристроим», – слышу я всё тот же го-лос…
Покинув Чистилище, я тут же оказываюсь в прекрасном саду.
Такой красоты видеть мне ещё никогда не доводилось. Гуляя по нему, я вижу огромное здание с надписью над входом:
                           «Святилище Господне».
«Сюда-то мне и надо», – радуюсь я и иду к вратам Святилища.
Святилище Господне ничем не привлекает моё внимание, если только своими размерами, и походит на длинный и широкий тон-нель, освещённый райским светом, который проникает в здание сквозь прозрачные стены и кровлю.
Внутри Святилища полно народу: мужчины и женщины с деть-ми и без них, старики и старухи, молодые люди и девушки молча двигаются по кругу. Они ненадолго задерживаются возле неболь-шого возвышения и снова возобновляют шествие.
Я тоже подхожу к этому месту и тотчас же замираю от страха.
Перед иконостасом сидит Иисус Христос и осеняет каждого кре-стным знаменем. Когда подходит моя очередь, он проводит рукой над моей головой и говорит мне:
  – Ты, раб Божий, чист перед Господом и дорога твоя прямо
в Рай.
Я счастлив от общения с Сыном Божьим и пытаюсь выразить
ему свою благодарность, но не нахожу нужных слов.
  – Ну, проходи, проходи, чего стал. Не задерживай других, – говорит Христос и показывает, куда следует мне идти.
Выйдя из Святилища, я оглядываюсь вокруг, раздумывая, куда
бы мне пойти. Не придумав ничего лучшего, я ложусь на траву и
расслабляюсь.
«Как хорошо здесь! – продолжая радоваться, думаю я. – Даже лучше, чем говорится в Библии! Господи, неужели есть в небесах ещё другие места, не похожих на эти?»
«Конечно, есть, – слышу мягкий ангельский голос. – Можешь
сам легко в этом убедиться».
И тут какая-то сила подхватывает меня и уносит в просторы
Вселенной. Не успеваю я и глазом моргнуть, как оказываюсь на необитаемой малогабаритной планете, которую обхожу вдоль и поперёк слишком быстро. Кремнистая потрескавшаяся земля, ку-старниковые заросли, пожелтевшая колючая трава, огромная лу-жа, заросшая камышом. И ни одной души, только лишь стрекота-ние неизвестных насекомых. Меня охватывает тоска, я сажусь на камень и задумываюсь над тем, почему я здесь и как отсюда выб-раться…
И вдруг вскакиваю на ноги. Вижу чью-то голову. Она далеко от меня, но в то же время можно рукой дотянуться до неё. И вот уже вслед за головой появляется туловище… «Вроде человечес-кая душа», – думаю я и не ошибаюсь. Она подходит ко мне, улы-бается и протягивает мне руку для пожатия. И тут я узнаю душу  Жорика. Того самого Жорика, которого выдворили из Чистилища за его неблаговидные дела на Земле. Я с ним не хочу здороваться. Принципиально. Но теперь, выходит, мы с ним вдвоём на одной планете. Что же мне делать? Как отнестись к нему? Конечно же, он подонок, по нему, сукиному сыну, орясина дубовая плачет, но всё-таки такая же душа, как и моя! Единственная душа со мной рядом на этой планете.
Какое-то время мы молчим. Затем он улыбается, подобно скун-су, съевшего шмеля, а лицо его напоминает лицо дьявола из биб-лейских сказаний старой книги «Потерянный рай» с иллюстраци-
ями Доре.
Его протянутая ко мне рука дрожит, делает какие-то движения
вперёд и назад… Я всматриваюсь в его глаза и читаю в них страх, что не пожму ему руку.
И мне становится неловко. Я пожимаю его мягкую, отвратите-
льно потную ладонь.
Теперь он снова улыбается, хотя испытывает ко мне самые не-
приязненные чувства.
  – Здорово, друг! – трясёт он мою руку, будто мы с ним дав-
ние друзья. – Видишь, мы снова встретились! Как ты сюда попал?
  – Не знаю. Должно быть, как и ты.
  – Нам следовало бы возвратиться на Землю, как ты думаешь? – спрашивает Жорик.
  – Неплохо бы, – отвечаю я уклончиво. – Но как?
  – Со мной не пропадёшь. Только держись за меня. Мы ведь друзья?
Ну, что я могу ему ответить? Что я с подонками не вожусь. Вот так взять и плюнуть ему в лицо? С какой стати?
А Жорик смотрит на меня и ждёт ответа…
  – Да ещё какие?! – льщу ему, а про себя думаю: таких людей, как ты, не было, не будет, и не надо.
  – Так, может, выпьем по такому поводу?
Откажусь – обидится.
  – Давай выпьем, – не возражаю я.
  – Тогда наливай, – говорит Жорик.
  – А что наливать-то? У меня ничего нет.
  – А ты говорил «выпьем»!
  – Не я так говорил, а ты.
  – Ну, хорошо, хорошо, не стоит ссориться из-за пустяков, – примирительно предлагает он. – Ты знаешь, как я тебя люблю?! Дай я тебя поцелую.
Я больше не могу сопротивляться. Утратил всю волю. Чувст-вую, как к моим губам прикасаются его липкие слюнявые губы. Дыхание его такое же гнилостное, как и он сам. И, пересиливая себя, отвечаю ему поцелуем, после чего меня тут же тянет к рво-
те. Я делаю глотательное движение.
Жорик подозрительно смотрит на меня.
  – Ты что?
  – Ничего. Во рту пересохло.
Тут я не выдерживаю и бегу от него. Он – за мной.
  – Стой! – кричит. – Дай ещё поцелую…
Отстав от меня, Жорик останавливается и устало опускается на
старый пень передохнуть…
После того, как я преставился, проходит три земных дня, кажу-щихся здесь целой вечностью. Видятся мне собственные похоро-ны. Ноет старческое сердце, оно к самому горлу подкатывается. Что делать? «Господи, – говорю я, уязвлённый до глубины души, – чем я согрешил против Тебя, благословенный, отчего Ты не да-
ёшь мне покоя? Что для Тебя мне ещё сделать?»
Тут Господь слышит меня и отправляет мою душу на место.
Но как мне быть дальше, когда гроб принесли, принарядили и уложили меня в него и поставили на топчан. Наконец пришёл и священник, гроб подняли и с плачем и песнопением понесли на кладбище.
Среди рыданий и церковных песнопений я различаю весёлый голос Жорика. Я знаю, что надо мной совершён уже обряд отпе-вания и меня несут на кладбище. Хочется мне крикнуть: «Не хо-роните меня!» – но не могу, потому как я мёртв.
«Ах, хоть бы мне вдруг ожить!» – твержу я про себя. – Но как оживёшь, когда уже засыпают землёю? Сначала падают на гроб горсти земли, затем кидают её лопатами. У меня замирает сердце, мне нечем дышать и я задыхаюсь. И вот все уходят, покинув меня одного в могиле. Я прислушиваюсь к гробовой тишине. Вдруг до меня доносится топот ног: это Жорик отплясывает вокруг моей могилы.
  – Подох!.. Подох!.. – кричит он сверху.
Я хочу ответить ему, но не могу.
«Ах, в какой час настигла меня смерть! – думаю я. – Хоть бы мне вдруг ожить!»
И тут меня прорвало. Я рванулся, хотел выскочить из могилы, и грохнулся с кровати на пол.
Продрав глаза, я продолжаю лежать на полу с открытым ртом и вытаращенными, как у безумца, глазами. При моём падении с
кровати жена вскрикивает:
  – Что с тобой, дорогой?
Но я не отвечаю ей и лежу на полу, словно в припадке безумия.
Сон настолько поразил меня, что происходящее вокруг кажется
его продолжением.
Жена подбегает ко мне, и с полными ужаса глазами, повторя-
ет свой вопрос:
  – Что всё-таки происходит с тобой? В полном ли ты здравии?
Придя в себя, я, наконец-таки, отвечаю:
  – Я в своём уме, дорогая, не волнуйся. Просто мне сон при- снился будто я умер, и меня похоронили. Жорик же – сукин сын, танцевала на моей могиле! Придя в бешенство, я попытался выс-кочить из неё и грохнулся на пол.
Жена с недоверием смотрит на меня. Я же поднимаюсь с пола и снова лезу в постель…
  – Жорик, говоришь?.. – глубокомысленно повторяет за мной она и, обеспокоенная моим состоянием, тоже лезет в постель.