Отзывы

Подряд, один за другим, не потому что одновременно написаны, а по организационным причинам, вышли эти две книги стихотворений: «С поправкой на любовь» и «Дождь в стиле тетрис». Зульфия Алькаева живет в городе Электросталь, а родилась в Ногинске, который никогда не забывает.
У поэтессы хорошее и легкое письмо. Это хочется подчеркнуть: без натуги и головоломных кульбитов она может говорить на самые разные темы, и всерьез, и полушутя, и шутя. Вот как, например, она обыгрывает свое имя, напоминая, что Восток – дело тонкое:

Зульфия Алькаева с легкостью (не грех повторить это слово) переходит от лукаво-игривых «женских» стихов-дразнилок к социальным обличениям чинуш, глухих к нуждам людей, к печалям об утраченном (неважно, ею самой или другими). Вот как начинается ее стихотворение о человеке, уехавшем на чужбину:

Поэтесса, издавшая три сборника стихов, еще не вышла из категории молодых, активно участвует в совещаниях молодых писателей, упорно учится. А главное  принимает близко к сердцу се, что происходит в мире. Интересны также ее первые опыты в прозе, но это уже тема другой рецензии.

Стихи Зульфии Алькаевой по оттенкам настроения сродни романтичным акварелям. Но ей – если продолжать художественные параллели – удаются и графически чёткая линия, и сочный мазок, уверенно положенный, а иногда хлёстко брошенный на холст стиха, и декоративный орнамент, сплетённый из рифмы и ритма. В стихах Зульфия женственна и строга, щедра, изобретательна и по-мужски лаконична, уравновешенна и запальчива, счастлива и одинока... Её лирическая героиня завладевает вниманием читателя, и, открыв книжку, перелистываешь и перелистываешь странички её наполненной любовью внутренней жизни, следишь за движениями её души, зовущей и тебя Улавливать «я», / Отзываясь на трели, / Сверчка, соловья / Или райской свирели!
 Любовь и путешествие – главные темы Зульфии. И нам особенно дорого, что её поэтические маршруты пролегают через милый её сердцу Ногинск и Богородский край.
 Имя Зульфии Алькаевой знакомо читателям «Волхонки» – она наш давний друг и постоянный автор, а в прошлом – штатный сотрудник редакции, член Ногинской организации Союза журналистов, в 2008 году – победитель в поэтической номинации конкурса, объявленного «Волхонкой» в преддверии Дня Богородского края.
 Кажется, совсем недавно мы присутствовали на презентации её первого поэтического сборника «Воздушные пробки», и вот – две новые книжки: «С поправкой на любовь» и «Дождь в стиле тетрис». Вторая посвящена светлой памяти известной поэтессыРиммы Казаковой, с которой Зульфие посчастливилось общаться на протяжении почти двух лет. «Зульфия Алькаева – последний подарок Риммы Казаковой нашей молодой литературе», – пишет в предисловии к «Дождю…» секретарь Союза писателей Москвы Лола Звонарёва.
 Зульфия продолжает своё путешествие, вновь и вновь открывает поэтическими ключами бескрайнюю Страну любви. У неё есть путеводная нить и окрыляющее напутствие-автограф: «Зульфия, ты-талант. Иди вперед. Без сомнений. Дерзай! Успеха. Римма Казакова 9.02.2007».
Мы обязательно познакомим читателей со стихами из новых книг З. Алькаевой. И будем ждать следующих.

Волею судьбы моя первая встреча с Зульфией Алькаевой состоялась в Доме Булгакова. Московские друзья организовали мой юбилейный вечер и среди выступавших прекрасные стихи не только прочитала, но и преподнесла мне с великолепным авторским посланием  хрупкая девушка в очках. Оказалось, что она живет и работает в городе с непривычным для болгарина названием Электросталь, о котором шутливо потом написала: «Я живу в электрической стали. // Я – частица стального листа». Летом 2009 года Зульфия оказалась в Болгарии на конференции, и у нас была возможность долго разговаривать о современной русской поэзии. Судьба вмешалась еще раз – ласковое Черное моры смыло волной очки поэтессы. Пришлось поискать в Варне другие, и через два дня Зульфия не только прекрасно выглядела, но и великолепно  читала свои произведения. Тогда же родилась идея издания ее книги стихов в Болгарии.
Пусть читателей не удивляет необычное название – «Шанс чистовика». Оно принадлежит автору и, по-моему, вполне оправдано. Насколько мне известно, в современной русской литературе существует роман Сергея Лукьяненко «Чистовик», но как указано в рецензии на эту книгу, «слово, вынесенное в заглавие романа, не встречается в его тексте и никак не объясняется». В отличие от автора научной фантастики Зульфия Алькаева использует образ чистовика уже в первом стихотворении, и это придает книге определенную концептуальность. Для меня предложенные стихи являются цельным литературно-философским документом, неслучайной рукописью. «Шанс чистовика» – это документ поиска, многогранное отображение духовных прозрений Зульфии и еще одно доказательство библейской истины: «не хлебом единым жив человек».
В книге Зульфии Алькаевой следует выделить, прежде всего, страницы, посвященные Римме Федоровне Казаковой. Общение с одним из метров русской поэзии ХХ-ХХІ веков оказалось важным для обеих сторон. В Зульфие Римма Федоровна разглядела свежий оригинальный талант, нашла заразительное вдохновение. И, конечно, ученица получила мудрые напутствия и пожелания опытнейшего поэта. Включенный в книгу  очерк воспоминаний дополняет стихи о Римме Казаковой. Кроме того, эти мемуары напоминают  нам, что человек не вечен, что время безмилостно, и надо вовремя  поспеть на свидания родственных душ.
Мне тоже посчастливилось общаться с Риммой Казаковой. Не могу забыть, как  после встречи в московском аэропорту мы помчались с друзьями к известной поэтессе и провели памятный вечер в той самой уютной квартире на Новослободской, которую  любовно описала в своем очерке Зульфия Алькаева. Хозяйка выглядела прекрасно, шутила , делилась своими планами на будущее. Римма Федоровна с удовольствием прочла стихи о болгарских именах, говорила о знакомых ей болгарских поэтах, возникла идея издать сборник стихов Риммы Казаковой, посвященных Болгарии. Наш план пока не реализован, но книга Зульфии напомнила нам о нем. И это добрый знак.
В книге Зульфии есть цикл стихов «Письма из Болгарии». Он особено важен для  современного развития культуры Болгарии и России. Грустно, что появление литературных произведений такого рода стало редкостью, хотя поэты обеих стран продолжают общаться между собой. Посещение местечка Кирик, расположенного не подалеку от Шумена, явилось для Зульфии Алькаевой толчком для написания великолепного стихотворения о любви и вере. Вероятно, поэтесса еще не раз вернется к болгарской теме и не ограничится лишь одним регионом страны.
У читателя будет возможность внимательно прочитать стихи Зульфии Алькаевой и убедиться, что перед ним  поэт со своим взглядом на мир, со своими предпочтениями и стилистикой. Нетрудно убедиться, что творчество поэтессы опирается на лучшие традиции русской и европейской поэзии, начиная с Николая Гумилева, Марины Цветаевой, Леконта де Лиля и кончая Риммой Казаковой. Эти имена указаны в тексте в отличие от многих других, которые внимательный читатель прекрасно угадает и сам. Автору удалось найти ростки поэзии в ежедневии, найти поэтический смысл в бытовой атмосфере своих современников независимо от их местожительства. Удачно вписываются в контекст книги даже такие отчасти мистические приметы наших дней: «Кликаю мышкой черную кошку, кошку, которая ловит людей». Или: «Божью инструкцию Не отменить! Щелкаю функцию: «Сохранить». Эти афористичные строчки  являются, может быть, ответом поэта на напрасные опасения об утрате значения Слова в эпоху Интернета.
Имя  «Зульфия» отсылает нас к традициям восточной поэзии, но сама Зульфия Алькаева, дочь обрусевшего татарина, уроженка подмосковного Ногинска (Богородска), своими стихами, безусловно, прочно вписывается в русло русской поэтической традиции. Прекрасно понимая, что «идеал возникает из несовершенства», поэтесса долго и упорно работала над своей книгой, убирая все лишнее. В последнем варианте «Шанс чистовика» (кстати, четвертая книга по счету) уже отличается хорошо продуманной композицией. Автор профессионально владеет ритмом и метром, находит яркие, необычные метафоры. Видно, что Зульфия Алькаева успешно усвоила не только уроки Риммы Казаковой, но и всей русской классики. Стоит добавить, что стихи Зульфии подчинены определенным философским идеям. Ключевые слова к их пониманию - «доброта» и «любовь», вдохновляющие человека на созидательное творчество. «Поэт, поверивший в добро»… Эта строка Зульфии обращена к образу  Риммы Федоровны Казаковой. Однако я бы то же самое сказал и об авторе этого проникновенного посвящения.
Контрапунктом первого стихотворения, открывающего цикл «Моя земля», вызывающего в памяти есенинские мотивы, Зульфия сделала «Поэму Пустоты». Возможны разные прочтения этого неоднозначного произведения. Не случайно Леонардо да Винчи писал:”Где умирает надежда, там возникает пустота”. Надежда на будущее определяет развитие поэтической мысли в книге. Оно заявлено еще во втором стихотворении: «Мы друг на друга молимся натужно,Чтоб вместе отвечать за малодушный век. Землице царство Божие не нужно, Ей грубый пахарь нужен, сильный человек!» В этом смысле «Поэма Пустоты» как бы синтезирует тревогу поэтессы за судьбу нашего хрупкого мира, это ее открытое письмо современникам, призывающее искать гармонию в простом и не бояться открывать в нем новые созидательные смыслы.
И еще «Шанс чистовика» - это шанс открытия нового яркого имени в литературе. Появление в Болгарии книги Зульфии Алькаевой более чем необходимо для любителей современной русской поэзии. Будем надеяться, что это только начало общения поэтессы с нашими читателями.
Шумен, август 2010

     Есть поэты-кукушки (обоего пола), влетающие то в те, то эти чужие гнезда-космосы и там чувствующие себя как дома. Но есть – их мало – поэты, вьющие свои космосы-гнезда, подстать демиургам – из четырех стихий, при этом рассказывая без утайки как они это делают, обживая свой дом-космос, чтобы в нем было тепло и уютно прежде всего им самим, но и нам тоже, сподобленным заглянуть туда и порадоваться их радостями. Зульфия Алькаева – одна их тех редких птиц….
     «…Как прекрасны те немногие дни, когда человек выходит из своих рамок, - говорит латышский поэт Имант Зиедонис. – Словно космонавт покидает свой корабль, чтобы выйти в невесомость. Тоненькая ниточка, только она связывает его со своим кораблем, а иначе можно пропасть, потерявшись в бесконечности». Человек-птица. С возвратом в родное гнездо, сплетенное и обжитое лично. Но и – «на фоне неба и во всю длину», - как сказал крымский поэт Сергей Соловьев однажды.
     А теперь послушаем, «из какого сора» плетет свое наш поэт.
     Ее Воздух:
 

 
   Так начинается прекрасная фантазия Зульфии о чужестранцах, запомнивших только орнамент,отмеченный на крыле. Им хотелось поймать этих птиц узкоглазых, чтобы каждой надеть на лапки кольца побед. Но по какому праву эти победы принадлежат тем чужестранцам? Не потому ли, что память отличила каждую птицу мимолетным орнаментом на крыле, уравняв своеи чужое?Присвоить чужое, растворив чужое всвоем, а свое - в чужом. Этого с лихвой довольно, чтобы ощутить себя своей в безграничье мирозданья, открытого всем. Воздух, но с птицами, то есть вдвойне живой!
     А вот ее Вода:
 

 
           Не просто вода. Левитановская, над вечным покоем.Зацветший пруд и весь в ряске. Но оживший – с ныряльщиком и веселой вдовой-водой, щекотуньей-Ундиной...
     И рядом ее же Земля. А на этой Земле - «коровка божия – ковылем». А там – в укроме – «волчица обучает выть волчат»… Вот какая у нее Земля. И думать «о низком домишке, где веточки застят окно, как об уютной желанной берлоге». Тема уюта на этой почти нежилой, а теперь уже обустроенной, земле…
     И наконец, ее Огонь.
    Ее огонь не обжигающ. Он укрощен Прометеевой волей поэта в тихой остуде Природы: клен-желтоцвет, травы бронзовы, осень сорит золотом, а листья копят «Солнца отпечатки».  «Пламя белит, не сжигая» (на этот раз Данте) и…
     Спрашивается: можно ли жить в таком космосе и нянчить птенцов в таком гнездышке? Очень даже можно!
     И временам года там тоже неплохо. И просто Времени хорошо. Время размножается на дни и миги, складывается в дление быстротечной осени, предчувствующей весну:

 
       И… краски, напоенные светом. И … «скрипка приходит в себя»в московской подземке...
      Но откудавсе это и куда?
      Для этого у поэта есть «поэма Пустоты», коей все начато и ею же должно завершиться. Но завершится ли? Почитаем…
      Вся жизнь – борение с Пустотой: в хрустальной вазе «Пустоты негусто», «воздух вымещает Пустота», она – пятая «стихия, сброшенная ниоткуда», в ней – «ужас бездны». И сколько нам осталось - тоже утаит «до часа вулканической свободы»…
     А может быть, Пустоты нету вовсе? Даже сама Пустота себя же боится:

 
     Начато, как и полагается у всякого уважающего себя демиурга, и в самом деле с Пустоты, но раз начавшись, не может закончиться ничем. Творение неуничтожимо, как мысль Поэта…
     Она, мысль, съединяет в Одно все фрагменты саморунного Космоса Зульфии Алькаевой – жизненную силу божьей коровки и волчицы-матери. Живые метафоры нескончаемого круговорота событий, сложившие «орнамент» на крыльях узкоглазых птиц и взбудоражившие теперь уже своихчужестранцев.