Бомж был неопрятен, неопределенных лет, от него плохо пахло, и вид он имел неприятный. Несмотря на домофоны и кодовые замки, бомжи нет-нет, да и просачиваются в наш подъезд. И пусть меня обвинят в недостатке человеколюбия и гуманизма, но я стараюсь держаться подальше от бомжей. Но тут – деваться было некуда, бомж поджидал меня у лифта.
– Слышь, браток, дай кипяточку, – бомж густо дышал убийственной смесью перегара и чеснока, – травки заварить, а то не ровен час – заболею я, а болеть мне сейчас никак невозможно.
“Да, – подумал я, – бомжам и врачам болеть категорически запрещено. В такой мороз – особенно. Интересно, а где он травку берет? Это не такое уж и дешевое удовольствие ныне. Заваривает! Оригинал.”
Я, конечно, далеко не мать Тереза, но в такой нехитрой просьбе отказать не смог. А вслух сказал:
– Ну, почему ж не дать хорошему человеку? Дам, конечно. Вот только посуду найду…
– Земляк, не беспокойся. Посудка-то у меня есть. Есть посудка-то. Вот, – тут бомж, как фокусник, извлек откуда-то чистую банку из коричневатого жаростойкого шотовского стекла, со шлифом, с фирменной эмблемой, но без крышки. – Прям сюда и наливай. Не бойся, она не лопнет, она стойкая.
– О! Шот! Немецкая! Давно не видел таких!
– Земляк, а ты, часом не химик? Толк в посуде знаешь!
– Нет, я биолог.
– Да? Что МГУ кончал?
– Ну. А что, не похож?
– Это я так, не обижайся. Я ведь тоже Университет кончал. Математик я. Окончил факультет прикладной математики процессов управления Ленинградского государственного университета. А теперь вот – бичую.
– Кого бичуешь? – не понял я.
– Да не кого, а бичом стал.
– А что так? – сообразил я, вспомнив, что на языке бродяг “бич” значит “бомж”.
– Да вот так. Так уж вышло. Ты кипяточку-то мне принеси, а я и расскажу все. Ты такого ни от кого больше и никогда не услышишь. Принеси кипяточку-то.
Я быстро сбегал к себе, вскипятил электрический чайник с золотой спиралью, налил в жаростойкую банку кипяток, предварительно обвязав ее каким-то старым полотенцем, чтобы не обжечь руки. Когда я спускался на лифте вниз, у меня была слабенькая надежда, что мой случайный знакомый исчезнет. Испарится. Или его выгонят из подъезда. Но нет. Бомж меня ждал.
– А, принес! Вот спасибо, дай Бог тебе здоровья. Ты извини, что я тебе тыкаю, но я уже привык по-простому общаться, жизнь заставила.
Говоря это, бомж достал несколько бумажных пакетиков и высыпал из них в банку с кипятком какую-то растертую сухую траву.
– Святые травки, это нам, бичам, сейчас первое дело. Без них – никак. И почки простудить можно, и совсем околеть. Так вот. Историю свою рассказать обещал…
– Да не стоит. Пойду я, наверное, – хотел уже дезертировать я, но бомж не предоставил мне такой возможности, схватив грязной рукой за куртку.
– Не, я тебе обещал. Слово дал. А у бича – кроме слова, можно сказать, и нет ничего. Ты думаешь, вот – бич, бомж, алкоголик и никудышный человек? Не совсем так, браток. Я ж таким не всегда был. Я ж еще в Манхэттенском проекте участвовал…
“Так. Стоп-машина! Крыша – ту-ту!”
– Подожди… – перебил я бомжа, – как это – в Манхэттенском проекте? То ж сороковые годы двадцатого века было, в Америке! А сейчас две тысячи шестой на дворе.
– Думаешь, я с катушек слетел, и все мозги пропил, да? Нифига! Я – в норме. Ты думаешь, я не знаю какой сейчас год? Что мне этот ваш год? Я из двадцать третьего века…
“Ох, только бы уйти спокойно. Мужик явно совсем плох. Наверное, ни в одной психушке уже мест давно нет, вот и выгнали безобидных и тихих на улицу. Тех, за кого платить некому. Сволочное все-таки у нас государство!”
Но бомж заблокировал мне выход, перегородив дорогу из-под лестницы, где мы стояли.
– Говоришь, ты – математик? Значит должен знать, что путешествия во времени в прошлое – невозможны. Вот если ты сейчас пойдешь и убьешь своего предка, то как ты сам появишься на свет, если ты из будущего?
– Ладно, не надо. Ты мне еще про парадокс Эйнштейна расскажи. Я сам тебе могу таких лекций целый курс прочитать. Я, между прочим, имею степень по топологии пространства. В ваш мир я попал из параллельной реальности, которая неподвластна моим действиям тут. Туда я и могу… должен вернуться.
“Бог мой, а его бред не так уж и прост. Голыми рукам не возьмешь.”
– А как же Манхэттенский проект?
– А что Манхэттенский проект? Там я у них расчетчиком был. Критические массы рассчитывал. Тогда же не было этих ваших компьютеров, все вручную считали, на механических машинках. Там жизнь знаешь какая была – не поверишь, фантастическая. Одна беда – баб не хватало. Ученым-то им было хорошо, они там со своими женами жили. Тем кто еще не обзавелся – разрешили подругу привезти, только чтобы не выезжала потом никуда. А простым сотрудникам, типа меня, кто не женат еще? Как быть? Но потом, шеф наш, генерал Гровс, распорядился, и недалеко дом терпимости организовали. Хороший человек был генерал Гровс, что бы потом не говорили про него. Душевный. Но – строгий, дисциплину, порядок любил, это уж у него не отнимешь. А что? Так только и можно было. Я же почти все прочитал, что у вас про “Манхэттен” понаписали. Знаешь, там ложь половина. Или – почти ложь. Наши, кто в проекте был, они сами же и начали. Напридумывали потом всякого. Кто себя обелить, кто – других очернить. А тогда… Для большинства наших яйцеголовых это была такая игра. Они сами все тогда это признавали, и не один раз. Для всех в Лос-Аламосе время, там проведенное, было на самом деле просто замечательным. С их точки зрения проблемы были интересными, финансирование – просто неистощимым. Физик у нас был один из Англии, Джеймс. Дружили мы с ним. Так он прямо и говорил – "золотое сейчас время". Получали все, что хотели. Действительно, там у нас были собраны все самые могучие ученые. Со всего мира. Ну, кроме России, конечно. Там они просто упивались компанией друг друга. Вместе работали над общим и срочным поручением, выполнение которого сносило фальшивые перегородки между соседними дисциплинами.
– А как вы разговаривали? Ваш русский безукоризнен.
– У меня америкэн инглиш тоже безукоризнен. Физику и математику я знал, и проблем в общении не было. Не веришь?
– Ну, почему, – я предпочитал не спорить.
И тут он бегло стал говорить что-то на английском, но со “смазанным” произношением, так что я понимал только отдельные слова.
– Вот так-то. А потом все для меня закончилось…
– Почему?
– Как почему? Бомбы сделали. Сначала всего три. Одну на полигоне взорвали, а две другие на Японию сбросили. И тут кто-то из наших яйцеголовых секреты вашим, в Россию продал. Я уж не знаю, за деньги продал или из убеждений, только стали всех тщательно проверять. Кто – откуда, где родители, где родственники, какие у кого связи. А какие у меня тут родители-родственники? И прижали всех. Совсем выходить запретили, только по спецпропуску. Ну, когда так гайки закрутили, понял я, что надо делать ноги. А то найдут меня, за шпиона примут и на электрический стул. Вот и скакнул я на пятьдесят лет вперед. В Россию. Думал тут рай на земле, а тут у вас Апокалипсис какой-то. А сейчас еще и мороз как в Арктике, я тут уже пообтерся малость, а то как прибыл, так в милицию сразу и забрали, обобрали до нитки, выдали какое-то чужое барахло и выкинули на улицу. Без денег и без документов. Ты бы мне хоть телевизор дал посмотреть. Помыться, постираться…
– А где же ваша машина времени? – спросил я, незаметно для себя перейдя на “вы”, но пресекая тем самым тему про “телевизор и помыться”.
– Да вот тут – бомж постучал себя по лбу, – машина и времени и пространства. Она есть тут у каждого, только далеко не всякий может ею пользоваться. Вот я – умею. Научить не могу, это только у нас могут, в моем мире. Обратно вернуться не получается, блокирует меня что-то, мешает. Вот и застрял я здесь у вас.
– А в будущее скакнуть? Еще вперед, если отсюда к себе не можете?
– В ваше будущее? А я знаю, что там? Может там и нету уже ничего, в этом вашем будущем? А тут я уже привык, пообтерся малость...

– Итак, уважаемые конкурсанты, – говорила ведущая, маленькая блондинка лет двадцати пяти, специалист по связям с общественностью, – наш Оргкомитет, а также глубокоуважаемые организаторы и спонсоры в лице издательского дома «Сирс», компании «Сайнс Нейроника», издательства «Левел Бук», гостиничной сети «Реверс» и кинокомпании «Европейский Кино-Видео Дом» приветствуют вас на вступительном совещании. В следующий раз встретимся уже через тридцать дней, по завершении конкурса. Все вы оплатили регистрационные взносы и внесли оговоренные суммы спонсорской помощи. Как вы хорошо знаете, каждый участник в течение месяца пишет новый роман объемом не менее десяти условных авторских листов. С нуля. На конкурс не допускаются произведения, написанные или начатые до оглашения темы. Авторство не раскрывается до объявления итогов. Участники, раскрывшие авторство до срока, немедленно дисквалифицируются. Сроки жесткие. Если кто-то попытается использовать прежние наработки, и это станет известно организаторам, к такому нечестному автору применят санкции, вплоть до судебных. Как к нарушителю контракта. Я даже не говорю, что будет полностью разрушена репутация этого автора. Конкурсная программа выберет трех лучших. В торжественной обстановке вручат призы. Соответственно это будут: Золотой приз, Серебряный приз и Бронзовый приз…
– А какого характера приз? – спросил мой сосед справа, подтянутый брюнет лет сорока. – Нам сказали, что сегодня объявят.
Все конкурсанты сидели в небольшом зале мест на сто, и свободных кресел оставалось довольно много. На столе высился лототрон – прозрачное перемешивающее устройство, выдающее нумерованные шарики в приемный лоток.
– Приз вам понравится. Тему, на которую будете писать свой роман, сообщат завтра утром, как только заработает локальная сеть. Романы призеров выйдут в твердых полноцветных обложках в нашем издательстве, а авторы получают свои гонорары. Распространение книг по торговым сетям, продвижение лауреатов и затраты на рекламу издательский дом берет на себя. Первый приз – тираж в семь тысяч экземпляров, второй – пять, и третий – три тысячи. Для начала. Все три победителя подписываю с нами контракты на пять лет. Тоже первоначально. В дальнейшем возможно пролонгация контрактов, но тут уже по обстоятельствам.
– По каким обстоятельствам? – спросила пышно разодетая дама среднего возраста.
– Всё будет зависеть от объемов продаж. Вы конкурсный договор-то читали? Там же всё четко прописано. На обложке вашей книги будет соответственно золотой, серебряный или бронзовый стикер с информацией о призе. Кроме того, каждому призеру положен диплом и декоративная планкетка из ценных пород дерева с информацией о конкурсе и об авторе для размещения где-нибудь на стене. Например – дома или в офисе.
– А на даче можно? – снова спросил всё тот же брюнет справа.
– Давайте пока воздержимся от состязания в остроумии. У вас ещё появится достаточно возможностей для этого. Всех вас поселят в отеле «Реверс» в одинаковых одноместных номерах класса «стандарт». Каждый день вы должны отмечаться на ресепшене. За месяц проживания в «Реверсе» вы обязались закончить работу и отдать её на конкурс. Если не успеете, ничего не случится – проживание вами уже оплачено, и написанный материал останется при вас. Но вы упустите уникальную возможность создать шедевр. Условия проживания должны быть всем известны – система обслуживания по схеме «всё включено». Вы можете рассчитывать на полноценное трехразовое питание в форме шведского стола, бесплатные безалкогольные напитки в ассортименте и некоторые другие услуги. Всё уже входит в стоимость проживания. Остальное питание по желанию и по вашим возможностям. Алкоголь платный.  Встречаться участникам, ходить в гости друг к другу и вести беседы между собой правилами Конкурса запрещается…
– А если встретимся в коридоре? – забеспокоилась симпатичная молодая девушка с большими влажными глазами. – На лестнице или в лифте? А в городе?
– Как я уже говорила, на время Конкурса встречи и разговоры между участниками запрещены. Где угодно вы можете попасть под видеонаблюдение. И в здании отеля, и в городе. Вас могут случайно заснять на телефон другие гости, служба охраны или сотрудники отеля, а потом передать в Оргкомитет. Ваши беседы могут зафиксировать случайные свидетели. Вам оно надо? Напоминаю, что фотографии участников конкурса, вместе с краткими биографиями, опубликованы на нашем сайте. В случае нарушения, договор немедленно аннулируется, виновник из номера выселяется, и деньги назад не возвращаются. Напоминаю, что чем меньше останется участников, тем выше ваш шанс на победу.
– Сурово! – сказал сзади мужской голос. Поворачиваться было неловко, а голоса я не узнал.
– Согласна. Я не призываю вас нанимать шпионов или следить друг за другом, боже упаси, но о возможности таких действий забывать не следует. Зато можно принимать гостей с улицы, тут запретов никаких. Контакты между конкурсантами и другими людьми никак не лимитируются.
– Разрешите? – послышался чей-то вопрос сзади. Голос был мужской, но уже другой. Оглядываться я опять же посчитал неудобным, поэтому вопрошающего не видел. – Какой интерес вашему издательству?
– Ну во-первых, это идет как благотворительная акция в Год Литературы. Во-вторых, спонсорские взносы суммарно перекрывают все наши расходы. В-третьих, одна известная кинокомпания уже выкупила у нас права экранизации романа-победителя и права на экранизацию самого прохождения Конкурса. У нас всё прозрачно.
– А где гарантия, что победит действительно лучший, а не какой-нибудь «блатной»? – не унимался всё тот же голос.
– Как говорил Остап Бендер, – пошутила ведущая, – полную гарантию может дать только страховой полис. Победителя выбирает нейросеть. Сейчас эта технология достаточно продвинута и в честности искусственного интеллекта не приходится сомневаться.
– А вот я сомневаюсь! – громко высказалась молодящаяся крашенная худощавая блондинка лет пятидесяти на вид. Неумело подобранная ярко-красная помада только подчеркивала перезрелый возраст женщины. В её руке была банка вскрытая какого-то напитка. – Нейросеть даже людей способна менять, а уж что говорить о программе, которую создала эта ваша «Нейроника»! Это же ни в какие ворота не лезет!
– Вы слишком категоричны, – спокойно заметил представитель одного из спонсоров, той самой «Нейроники», мужчина лет сорока с небольшой сединой на висках. Одет он был по-рабочему: в комбинезон серого цвета с белым логотипом компании на груди.
Спрашивавшая дама отвернулась от сцены и, почему-то, вызывающе уставилась на меня, словно ждала какой-то поддержки. Я был в растерянности. Чего ради эта женщина, с которой мы даже знакомы не были, вдруг обращает на меня внимание? Да и не нравится она мне. Слишком стара и криклива. Смотрела бы на представителя спонсора. Но, тем не менее, в голове засела мысль, что надо запомнить ее слова, чтобы потом записать и проанализировать. Возможно, она имеет отношение к какой-то тайне. Не зря же она здесь так себя ведет.
– Ваше право, – ведущая пожала плечами. – Вы можете сомневаться, можете отказаться от участия. До сегодняшнего вечера имеется возможность вернуть деньги. Напоминаю, что в случае отказа до подписания окончательного соглашения, возвращается вся сумма за вычетом накладных расходов. Как и прописано в соответствующем пункте вашего договора. Ещё вопросы?
– Какие-нибудь дополнительные ограничения или условия, что не отражены в документах? – не выдержал и всё-таки спросил я.
– Нет, там всё сказано. Напоминаю, что участником запрещается пользоваться своими компьютерами и гаджетами. Вам предоставят одинаковые настольные компьютеры – «тонкие клиенты» с операционной системой и текстовым редактором. Все эти рабочие станции будут подключены к локальной сети без доступа в глобальную сеть. Никакого интернета. Сохранность ваших текстов обеспечивается использованием автоматического шифрования на отказоустойчивом оборудовании для хранения данных, а также дублированием информации на нескольких независимых устройствах, а также своевременным восстановлением утраченной информации в случае повреждения или утери. Всё! Ещё у вас буду кнопочные телефоны. Никаких айфонов и смаротфонов не допускается. Да, если станет известно, что конкурсант использовал наработанный ранее материал, вступает в силу пункт о нарушении договора. Я уже говорила об этом пункте.
– Что такое «тонкий клиент»? – спросил полный пожилой господин с хорошо сформированной лысиной, декарированой скобочкой.
– Это настольный компьютер без жесткого диска, неспособный к самостоятельному вычислительному процессу. К нему, в свою очередь, подсоединены: клавиатура, мышка, монитор и акустика, а также приложения, работающие с большей по мощности функционала частью локальной сети. В вашем случае, там будет Вин-Ворд и ваше внешнее хранилище данных. Фактически – терминал. Да, напоминаю самое главное. Отключать ваши тонкие клиенты от сети или выдергивать какие-либо провода не разрешается. В случае проблем, вызывайте сервисную службу.
– Мы тут будем что, как в тюрьме что ли? – возмутился толстяк.
– Отнюдь нет. Полная свобода передвижения. Всё есть в вашем договоре. Вы его что, совсем не читали?
– Читал, там ни слова о таком режиме, – не унимался тот же толстяк.
– Тем не менее, там всё ясно изложено. Ещё вопросы? Ну, если вопросов больше нет, то можете пока отдыхать. Завтра первый конкурсный день. Ровно в десять часов заработает сеть, и включатся рабочие станции. Напоминаю, что с рабочих станций и с телефонов будет возможность вызова экстренных сервисных служб. Подробную информацию обо всем вы найдете на видном месте в своих номерах. А сейчас приступаем к разыгрыванию самих номеров. Подходим, достаем пронумерованные шарики и получаем ключ у администратора. Сразу же можно подписать соглашение и заселяться. С момента подписания вступают в силу условия договора. Розыгрыш и прием подписей до двадцати двух часов.
– Ну всё. Теперь начнется, – тихо проговорил мой сосед справа. – Вот гадюшник-то развели… это же «Игра в кальмара»^[1]! Разве что приз победнее будет. А эта баба почти открытым текстом призывает стучать друг на друга. Слушай, – обратился он ко мне. – Ты тут раньше бывал? Кого-нибудь знаешь? Не мордально, а так чтобы по-приятельски? Вот и я нет. Говорят, здесь неплохое местное пиво темных сортов. Сам, правда, ещё не пробовал, но слышал хорошие отзывы. Давай тогда тяпнем пивка и поговорим пока ещё можно, а потом уж подпишемся под этими свирепыми правилами. Этот отель ещё при советской власти построен. Потом капитально отремонтировали, конечно… хотели снести и другой возводить, но передумали. Отделались глубоким ремонтом. Знаешь, как раньше эта гостиница называлась? «Слава труду!»

Тема, на которую предстояло сочинять конкурсное произведение, прозвучала почти банально: «Дьявол и десять заповедей». Отдельно подчеркивалось, что это ни в коем случае не заголовок, а именно тема. Тут же вспоминался блистательный фильм Жюльена Дювивье, в главных ролях которого снялись: Фернандель, Луи де Фюнес, Ален Делон, Шарь Азнавур, Лино Вентура и другие звёзды французского кино… Только вот сегодня фильм совсем не смотрится. Современному зрителю он показался бы скучным. Да и отвыкли сейчас от черно-белой картинки посредственного качества. Думаю если бы вчера, после вступительного совещания, кто-то вознамерился показать этот фильм, часть присутствующих уснула бы, а большинство просто сбежало.
Что касается моего возможного (но не обязательного!) участия в этом конкурсе, все представлялось легко и просто. Особо заморачиваться с идеями и сюжетными линиями не планировал. Решил описать всё, что будет происходить со мной на этом злосчастном мероприятии. Что-то типа дневника конкурса. Один день – одна глава, что выйдет – то выйдет. Дело даже не в какой-то уж особой честности и маниакальной моей порядочности. Наработки и задумки имелись, как и у любого пишущего человека. Да и помнил я их достаточно хорошо. Беда заключалась в моей болтливости: о своих только начатых или почти законченных идеях и проектах привык открыто делиться в соцсетях. Поэтому использовать прежние заготовки не мог по причинам вполне понятным. Не позволяли условия конкурса.
Стоит ли объяснять, как уже раз десять я пожалел о своем решении. Вписаться в расследование было плохой идеей. Ну в самом деле: требуется изображать конкурсанта и месяц сидеть привязанным к гостиничному номеру. Далеко не уйти, с коллегами не поговорить, к знакомым не зайти. Да и нет у меня здесь знакомых. Впервые в этом городе. Никого не знаю. Возможно, кто-то из виртуальных «друзей» тут и живет, кто-то из тех интровертов, что секрететят свое истинное имя, место проживания, род занятий и семейное положение. Но кто и где? Да и нужно ли мне это знать? Как ни странно, на этот вопрос я ответил себе сам: «Нет, не нужно». Я мог бы придумать объяснение для своих коллег, и они бы поняли, но я этого не сделал и делать не собирался.
Но тут имелись и положительные моменты. Нет, в первую тройку лидеров я попасть не рассчитывал, даже если бы мне действительно позволили подать на конкурс наработанный материал. Там в зале мелькало несколько известных физиономий, с которыми мне не тягаться. Приятность состояла в другом. С самого начала, как только принял окончательное решение, я постановил для себя, что буду относиться к происходящему как к игре. Как к квесту. Играют же люди в компьютерные онлайн-игрушки, вот и я поиграю. Только не в виртуальном пространстве, а в реальном. Внесу за собственное участие деньги заказчика, поживу в прекрасном (вернее – вполне терпимом) гостиничном номере, буду освобожден от бытовых тягот и смогу заниматься любимым делом. Скажем так – делом, обычно не вызывающим отвращения. По крайней мере, пока, а там видно будет. Ну и гонорар, конечно же. Не за книгу, за расследование. Дело за малым – злоумышленника отыскать.
А ведь вести расследовать предстоит непонятно с какого боку. Ничего нет, ни одной зацепки. Одни смутные подозрения. Похоже, провалю я это дело. В крайнем случае, верну аванс.
В первое же утро, как только врубили терминалы, заработала локальная сеть и стало возможно набивать текст, я написал пару страниц и прикинул, что для наработки необходимых десяти авторских листов, потребуется писать по четыре страницы ежедневно, двенадцатым кегелем через один интервал. Без выходных в течение тридцати суток. Что ж, теоретически – вполне реально. В конце концов, в любой момент могу и бросить, никто меня не упрекнет и наработки мои не отберет. Потом пригодятся. Но такое решение означало позорную капитуляцию. Равносильно признанию собственной профессиональной несостоятельности и слабости.
Вчера, до подписания окончательного соглашения, я вместе со своим соседом по предварительному совещанию, отправился в гостиничный бар пить пиво. Мы хорошенько посидели и поговорили. Пиво и вправду оказалось вполне приличным. Борис Арчиков, так звали мужика, был таким же, как и я, автором приключенческих романов. Мне даже смутно припоминалось, что его имя где-то проскакивало в связи с каким-то книжным скандалом. Книг его, правда, не читал. Как и он моих. Об этом мы друг другу тут же признались, невесело похихикали, вспомнили несмешную шутку, про писателей, которых сейчас развелось больше, чем читателей, и приняли ещё пивка за знакомство. В отличие от меня, знавшего о Конкурсе лишь то, что и так всем известно и то, что по строжайшему секрету поведала моя нанимательница Плаватская, Борис оказался осведомлен невероятно глубоко. Каким-то образом он познакомился с некоторыми техническими организаторами и всю их «кухню» неплохо понимал. Разве такое не является нарушением правил? В какой-то мере да, но, как бы там ни было, рассказывал Борис прелюбопытные вещи.
По словам моего нового приятеля, получалось так, что администрация Конкурса не только не препятствует разнообразным нарушениям, за которыми последует разрыв договора и выселение, но будет всячески этим нарушениям способствовать. В самом деле: чем меньше конкурсантов останется проживать в номерах и ежедневно съедать «шведский стол», тем выгоднее организаторам – окончательный расчет с отелем будет производится по факту на момент окончания игры. Отель тоже заинтересован в выбывании участников – больше номеров освободится, проживание-то оплачено. Деньги не возвращаются, и остаток бюджета сохранится за организаторами. Борис уверял, что на конкурс под видом участниц зарегистрировано несколько специально нанятых проституток. С ними заключены официальные договора, и вменялось в обязанности посещать номера конкурсантов, где в самый интересный момент их застукают и порвут договор. Такие вот профессиональные провокаторши. Бориса особо расстраивала эта подлость. Он, по всему судя, рассчитывал хорошенько оттянуться с приписанными к отелю профессионалками древнейшей профессии. А теперь – попробуй, отличи – кто из них «честная», а кто нанятая организаторами.
Ещё он поведал, что конкурс этот проводится с незапамятных времён, и что всегда, когда есть деньги, а их обычно не хватает с тех пор, как упали цены на нефть. Раньше Конкурс был чем-то вроде ежегодной лотереи, только с разными категориями участников. Те, кто первый раз, идут в категории «стажёры», а кто участвует во второй, третий и так далее – те уже в «опытные». В этом году условия изменились. Все участники идут одинаково, без всяких категорий.
Пока мы пили, к нам присоединился ещё один конкурсант – сосед Бориса по ближайшему номеру. Он тоже ничего ещё не подписывал и имел право на совместный трёп. Соседа этого звали Хранеев Макар Фёдорович, и он уже успел где-то основательно нагрузиться. То был корпулентный господин с нездоровой полнотой и мешками под глазами. Примерно наших лет, но выглядел он значительно старше. После второго пива все мы перешли на «ты» и стали общаться по именам. Макар оказался писателем-реалистом. Бытописателем. Предпочитал будничные сюжеты с незатейливыми любовными историями и простенькими бытовыми скандалами. Тем не менее, он входил в сценарные группы нескольких телесериалов, а по его рассказам и по его сценарию даже сняли фильм под названием «Юность провинциалки». Фильм этот я никогда не видел, даже не слышал о нём, в чём тут же признался. Макар грустно усмехнулся, и объяснил, что скажи я, будто «что-то такое слышал», он уверился бы в моей лживости. Фильм получился полностью убыточным. Его показали пару раз на каких-то просмотрах, но из прокатчиков не заинтересовался никто. Боле того, выступил некий киновед и объяснил, что создателей картины могут обвинить в оскорблении религиозных чувств, в извращении исторической правды, в изготовлении порнографии и в других смертных грехах, поэтому никакой рекламы не воспоследовало. На том дело и закончилось.
Сколько мы тогда приняли, я даже и не помню. Мы ещё что-то употребили, а потом на рефлексах успели подписать соглашение и разбрелись по своим номерам. Когда я получил ключ и, наконец-то, вошел в свой номер, сил оставалось лишь раздеться и уснуть.
Но не тут-то было. Помешали камеры видеонаблюдения. Они обнаружились в тот же вечер. Одна при входе, вторая в комнате и третья… правильно, в санузле. Все они оказались разбиты, на полу валялись осколки пластика. Никто их не менял и вопросов не задавал. Оно и к лучшему. Несмотря на принятое пиво и хорошие посиделки с собратьями по перу, я всё же нашел в себе силы вызвать дежурного администратора и зафиксировать повреждение оборудования. Лишь после всего этого завалился спать.
Тем не менее, проснуться удалось в семь утра. Сработал телефонный будильник. Состояние было так себе, я был не выспавшимся и разбитым. Сказывался вчерашний пивной вечер. Тем не менее, надо было вставать и завтракать, впереди ожидались новые проблемы. Пока же я находился в таком виде, что даже если бы и захотел, то вряд ли бы смог сделать что-то полезное. Пришлось брать себя за шкирку, подниматься, идти в ванную и устраивать контрастный душ. Чего-то последнее время плохо переношу большие дозы пива.
– Слышал скандал? – спросил Борис, когда утром мы столкнулись на лестнице.
– Нет, а что?
– Двенадцать человек выперли. Не бойся, камер тут нет, можно говорить.
– Уже выгнали? Что-то очень быстро. А почему столько?
– Поэтому. Опоздали они вчера. Поздно пришли, а соглашение подписать не успели. Перепились все.
– И что? – не понял я.
– Ну и всё. Организаторы разорвали с ними договора. Сразу предложили уехать, или останавливаться на общих основаниях, как обычным постояльцам. Вне конкурса. Крику, шуму было, что ты! Такой визг стоял, даже не представляешь. Ладно, пока…
Круто у нас конкурс начинается. Тревожно. Даже с едой в тот день дела обстояли так себе. Я, конечно, тот еще гурман, и в ресторанах питался лишь по суровой необходимости, но мне не очень понравилось то, чем здесь кормили. Очень быстро все остывало, и на вкус как-то не вполне... А еще показалось, что блюда не доводят до готовности, еда выглядела недоваренной.
Впрочем, после завтрака, а главное после душа и двойного кофе, мироощущение значительно улучшилось. Практически пришло в норму. Можно было попробовать что-то написать.
Сам рабочий компьютер, тот самый «тонкий клиент», представлял собой плоский старомодный корпус типа «коробка от пиццы» с подключенной клавиатурой, мышкой и монитором. Сзади, кроме проводов, ничего не было. Не было даже USB-разъемов. Первоначальный конструктов такие разъемы предполагал, только вместо них зияли пустые прямоугольные отверстия. Сзади и с боков бросались в глаза приклеенные к корпусу белые полоски – страховка от возможного развинчивания.
Как только компьютер определился в локалке отеля, я сразу же разобрался что и как, запустил Word, и принялся набивать текст. Основные идеи оформились за прошедшие сутки, и что писать примерно знал. Работал до обеда, который назначил себе на три часа. Нужные слова приходили с трудом, но я не сдавался, пытаясь ухватить суть. В итоге, когда до обеда оставалось совсем немного, получилось несколько страниц. Пока текст особым изяществом не блистал (да и с чего бы, если всего лишь черновик), но главное то, что он уже начал появляться.
Вечером обнаружилась еще одна новость.
То, что один из конкурсантов помер, стало известно как-то сразу и всем. Слух мгновенно облетел отель. Умершего все называли «Маэстро».
– Как это случилось? – спросила я у портье. – Что с Маэстро?
– Деталей не знаю, – пожал плечами тот. – Не вышел на завтрак. Все думали –  спит. А когда пришла горничная, то заметила, что не дышит.
Я поежился. «Что, начались убийства? Но бред же!»
– Хорошо его знали? – спросил я. Портье кивнул.
– Это Глеб Боборыкин. Глеб Андреевич, полностью. «Маэстро» – студенческая кличка. Никнем потом. Мы ровесники. Он родом из нашего города, а отец его раньше был моим начальником. Я часто его в нашем ресторане видел, и он всегда был очень вежлив. Не то, что другие.
– А что случилось? – снова спросил я. – Что говорят?
– Болтают разное. Говорят сердце. Знаете, он был неплохим человеком. Да и на сердце никогда не жаловался.
«Вот блин, – думал я. – Не жаловался, и на тебе».
В номер вернулся уже поздно, и около двери меня поджидала Инга. Она была в обтягивающей юбке и в блузке с длинными рукавами. Я пропустил девушку вперед, ничего не сказал и сел за компьютер. Надо было побыстрее набить пришедший в голову текст, пока тот не успел выветриться из памяти. Инга села в кресло и стала молча смотреть на меня. В конце концов, она не выдержала и заговорила сама.
– Труп видел?
– Нет, – помотал головой я, не отрываясь от компьютера. – Уже увезли.
– Что скажешь?
– Очень скверно и подозрительно.
– Думаешь, убийство? – Я пожал плечами, а вслух ответил:
– Возможно.
Инга посмотрела на меня и поджала губы.
– Кажется, знаю, о чём сейчас размышляешь, – произнесла девушка. – Думаешь, зачем всё это нам? Для чего ввязались? Отвечу. Это не мы, это они. Они нас ввязали. Хотят нас уничтожить. Убить.
Я даже растерялся. Собирался уже поднять свою коллегу на смех, потом быстро передумал. А что ответить не знал. У Инги что, формируется паранойя, как следствие профессиональной деформации? Рановато, вроде. А девушка продолжала:
– Знаешь, кто этот Маэстро?
– Знаю, – кивнул я. – Писатель, конкурсант. Жил в отеле. Уроженец этого города.
– Нет, не знаешь. Он не просто писатель, он – один из нас. Маэстро был частным детективом, расследовал преступления в мире литературы.
– Ничего себе. И, конечно же, он не хотел, чтобы его убивали, – пробормотал я.
Девушка промолчала. Я же пока просто не знал, что тут можно добавить. Поскольку Инга выбила меня из ритма, настроение испортилось и что-либо писать расхотелось. Муза улетела. Праздничная магия творчества рассеялась. Зато начинались суровые будни сыскной деятельности. Похоже, конкурсантов начали убивать одного за другим, и мне, как нанятому детективу, придется теперь как-то с этим разбираться.