|
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Говорят, о чём бы писатель ни писал, он пишет свою биографию. Это в полной мере относится к Ирине Антоновой, с творчеством которой я знаком много лет. Поэт, если он настоящий, открыт, откровенен с читателем. Такой предстаёт её книга «Музыка души», где боль откровения зрима, и в зрелых стихах поэтессы — и память, и нынешний день.
Начальный раздел «Из Тарусской тетради» задаёт тон всей книге. Знакомый с её статьёй «Моя Таруса», напомнившей мастерство Паустовского, я ждал появления пронзительных нот тоски по утраченным ценностям. И не ошибся: буквально все стихи цикла, пронизанные печалью потери культурных начал и традиций цветаевской Тарусы, исполнены высокого поэтического мастерства. Они останавливают внимание читателя и побуждают перечитывать каждое. А это — свидетельство редкого таланта.
Изумительны по красоте и очарованию поэзии два первые цикла целиком («Из Тарусской тетради» и «Стихи о Москве»), где каждое стихотворение могло быть отнесено к шедеврам этого жанра. «Счастливый день» и «Художник», «Танец» и «Ночной разговор» — названия можно продолжить, перечисляя подряд. Стихи песенны. Читая их, сожалеешь, что не стало плеяды композиторов — мастеров советской массовой песни.
Я слушала ночью, как ветер стучал,
И сад отвечал в перерывах,
И вешнего сада любовь и печаль
В душе отзывалась надрывом.
И старыми липами ветер шумел,
Им дождь выговаривал нежно.
Был нежности этой неведом предел
И веры в деревья безбрежной.
(«Ночной разговор»).
Цветаевский дух, её тень, её образ зримо оживают в стихах «Там, где стоял твой дом», «Облупленная стена» и др. Вот краткое, в два четверостишия, впечатление от цветаевских мест:
Облупленная стена
И дикий шиповник алый.
Мне чудится: здесь она
Недавно ещё ступала.
Хотелось ей унестись
И облаком встать над рощей,
Где ветер рябины кисть
В небесной реке полощет.
(«Облупленная стена»).
А сколько музыки, сколько метафор в другом цикле — «Стихи о Москве»! В одной найденной строчке — вся юность, весь пласт воспоминаний о Нескучном саде:
Роман не в письмах, а в прогулках.
Или схваченный кадр:
Под чёрным и влажным откосом
Сплетённые ветви дерев.
(«Из окна поезда»).
Цикл «Наследница Победы» другой. Здесь бОльшая конкретизация событий, случаев давней жизни с бедным, нелёгким детством послевоенной поры. Краски и музыка слов и образов двух первых циклов не гаснут, но пропускают вперёд психологизм переживаний, драматическую, а то и трагическую память. Близкое моему поколению время, когда «Ещё товаров не хватает, / Лишь что-то выкинут — лови» в стихотворении «Маме», где «свет от маминой улыбки / И женских лет её зенит». Тончайший психологизм чувств в стихотворении «Туманное солнце заходит…», когда за мамой заходит «знакомый её аспирант». Они собираются на балет, и маме не до того, и дочка её лет пяти лишь путается под ногами…
В цикле «И жизни всесильная жажда» возврат к ностальгии Тарусы обретает новые черты. Он более обобщён, философичен. Отдельные одна-две строки охватывают жизнь в целом:
Описать судьбу мою несложно,
В ней так много музыки и боли…
Жизнь скользит из рук, как хвост жар-птицы,
Обращаясь в свет непостижимый.
(«Возраст жизни»).
Здесь ранний роман, в конце школьных лет, в ЦПКО, когда «Нам встречаться не положено, / Но запретный сладок мёд», и, охватывающие этап жизни общества стихи с ёмкой характеристикой времени:
Отщепенцы брежневской державы,
Вечные студенты, бунтари
Жертвенной молитвой Окуджавы
Царство расшатали изнутри.
Цикл вершат господствующие в нём стихи памяти «мальчиков далёкого застоя», друзей и знакомых автора:
И, как блёстки сгинувшей эпохи
Переходят в музыку без слов —
Наших встреч божественные крохи
И стихи до третьих петухов.
В последнем цикле «На Чистых прудах» — всё то же продолжение биографии. Он посвящён памяти покойного мужа — поэта Валентина Терещенко и полон пронзительной душевной боли об утрате любимого.
Под сенью дерева подъезд
И твой глухой этаж,
Ты — старожил всех этих мест,
Похожих на мираж.
(«К тебе»).
Здесь в апогее открытость и откровенность поэта, и прошлая семья предстаёт с её счастьем и ссорами, заботами и каждодневным бытом. Таковы стихи «Примирение», «Мне с тобой хорошо в шалаше», «Поёшь мне песни Украины» и др.
Где бы ни печаталась Ирина Антонова, высокое мастерство поэтессы всегда радует читателя. Будем ждать от неё новых книг — поэтических и прозаических. Пожелаем ей доброго пути!
Валерий Лебединский,
главный редактор международного литературного альманаха «Муза», член Союза писателей Москвы и Союза журналистов России.
|
