Произведения

Иду искать великое «может быть»
Последние слова Рабле
Много мне минуло лет,
У меня простаты нет
И на сердце пять байпасов,
Но я – склад боеприпасов
И палю себе в пургу
По известному врагу.

Нелюдимо наше море,
Штрих-пунктирчик здесь в фаворе,
Здесь жиреет снежный сор,
Нелюдимо наше море,
Здесь за старческий задор
Мне впаяют полный спор,
Нелюдимо наше море
Кафкианских долгих ссор.

И глядят с улыбкой боги
На разбитые дороги,
На правителей плохих,
На писателей лихих
И на мой несносный пыл:
«Ничего, де, парень был,
До сих пор отважно пашет,
Да недолго уж попляшет».

Твердо знаю я об этом,
Хорошо бывает летом,
А зима уже трудна –
Много выпито до дна.
Сват Иван, как пить мы станем,
Непременно всех помянем…
А о ком ни разговор,
Выясняется, что – вор.

Говорит старуха деду:
Я в Америку поеду!
Лучше в Мексику, мой свет,
Веселее места нет!
Там бывает праздник Смерти,
Пляшут крашеные черти,
А на кладбище пойдешь,
Надпись – просто упадешь:
«Лопес здесь лежит, Хуан,
Залезал ко всем в карман,
Коль, Господь, в своем приятьи
Взять решишь его в объятья,
Берегись за свой карман».
Вот каков был дон Хуан!

Хоть от темы воровской
Веет на меня тоской,
Славен юмор мексиканский!
Над волной же океанской
Слышен голос синевы,
Что с Землею не на вы,
Голос неба: Ну, Земля,
Ты счастливица же, мля,
Согласись, была невзрачна,
А ведь замужем удачно.
Ты счастливей всех планет,
У Венеры мужа нет,
И оставленная дева,
Неслучившаяся Ева,
Льет кислотные дожди
На горючие груди
И сияет по утрам –
Издали не виден срам!

Марс любил, а что в итоге?
Вот как, значит, любят боги!

А тебя Господь лелеет,
Ну, порой не пожалеет,
Саранчу нашлет на рожь,
Так ведь – поводы даешь,
Вечно с дьяволом шалишь,
Все себя не усмиришь.

Не сужу – я тоже грешен,
Скоро буду я утешен,
Как засыплют гроб трухой,
Чьей-то лестью погребальной,
Пафосом статьи прощальной,
Эпитафией плохой:
Мы не в Мексике, зане
Не напишут обо мне
Так смешно, как о Хуане,
Приготовлю сам заране.

Но в той рощице тенистой,
За рекою той огнистой,
В том великом «может быть»
Не сумею я забыть
Бренный, тленный мир иной,
Не небесный, а земной,
Мир, что был оставлен мной.

Там, крылами шевеля,
Не утрачу, о земля,
Ревность я к твоим делам:
Вынесла ль из дому хлам?
Домик свой ты подмела ли?
Есть ли лед в твоем подвале,
Мед в кувшине на столе,
Что творится на земле,
Где как молния стрижи?
Ты мне главное скажи:
Суд свершился ли небес,
Здесь мой главный интерес,

Кто развешан там на реях,
На земле, не в эмпиреях?

Я встану – нет шести часов,
Давно я не вставал так рано,
Пойду послушать бой часов
На главной площади Милана.

Я – европеец? Пусто так
У входа в магазин «Легуме»,
Домов и неба кавардак
Потонет скоро в дымном шуме.

Мы держимся дурных харизм,
Нас метит дикий дарвинизм,
Мы в красках, в перьях – мы индейцы.

Ох нет, не европеец я,
Вон мусульманская семья
Идет в мечеть – те европейцы

Напрасно ждут антропофаги,
Что им обломится джекпот,
Ведь крупным жемчугом отваги
Осыпан путь наш на восход.

Рука на рукоятке шпаги,
Не спит на поясе пистоль,
Через холмы, через овраги,
И нам перечить – не изволь!

А те, уже свинца отведав,
Пускай глядят со стороны:
Пусты надежды людоедов,
Хотя нисколько не смешны.

Тучка мило проканала
В небе Беломорканала,
Излила свой дождик на
Инженера Ильина.

Инженер не лечит зубы,
Значит, скоро даст он дуба,
Дуба дам и я, и ты,
Выходи ж из-за черты.

В песке играет чей-то сын,
Кричу, из сердца правду вынув:
Дитя милей, чем апельсин,
Милее дети апельсинов!

Потом он вырос, стал ажан*,
Вокруг бухтят друзья-ажаны,
Он прозван – «Лысый Баклажан»,
Милей мне просто баклажаны!

Вам, проживающим за оргией оргию,
С подвешенным языком и надежностью ятр
Как презираю ваши восторги я,
Уверенных , что мир есть театр.

Утром наполняются цветом спелым
Нарциссы Матисса на моей стене,
Никогда не думал, что стану таким несмелым,
И, втайне, - таким левым – ни в одном сне!

Все Мубараки да Бараки,
Но всегда ты был первым в драке,
Так купи прицеп цвета хаки!
Ну купи прицеп цвета хаки,
Он потерт, но в нем есть прикол,
В него влезет осиновый кол.

Били волны в крутые молы,
По садам цвели комсомолы,
Колосились в полях комсомолы,
Объясняю, Пришедший Хам,
Для чего тебе этот хлам:

В Пиренеях есть ведьма Урака,
Сына пестует вурдалака,
Варит варево и во мгле
Облетает мир на метле.

Так вот этой донье Ураке
Ты и втюрь прицеп цвета хаки,
А что будешь иметь взамен,
В Книге вычитай Перемен.

Мертвых своих мы уносим с собой,
Благословляя их на разбой,
Канет в забвение Желтый Дурак,
Но не утонет в нем Вурдалак.

Книжник, учитель, мучитель, поэт
Выйдет –другого пути ему нет
Жаркую юную кровку вкушать,
Мучить, учить, искушать, воскрешать

Не Титане дожди из метана,
Вот каков на Титане уют!
Ну а здесь вздорожала нирвана,
Не бесплатно ее здесь дают,

На Титане Юпитер в зенитax,
Еле видное солнце во мгле,
На Земле же вся соль в кришнаитах
«Харе, Кришна!» кричат на земле.

Вот книга
«История чародейства и волшебства»,
Но где книга
«История злодейства и воровства»?
От воровства яблок из райских садов
До гомерического воровства Нулевых Годов

Сократ был овод, а прихлопнуть овода
Всегда есть повод,можно и без повода,
Но гляньте дальше вашего двора,
Он жалит вас для вашего, ж, добра.

Пей, подруга, шампанское «брют»,
Его «бывшие» больше не пьют,
А что дорого-ты не скажи,
Мы с тобою-теперь не бомжи,

Ты креветкой его закуси,
Мы с тобою теперь коморси*