В названии книги Евгения Степанова «Две традиции» заявлено право на сосуществование двух поэтических тенденций современной русской поэзии — подчиняющегося метру и рифме (скорее подчиняющего себе метр и рифму) и свободного стиха. В книге два раздела, наименованных «Традиция первая» и «Традиция вторая». Во втором автор уточняет в подзаголовке стиховую форму — «Верлибры».
Метризованные и рифмованные «разговоры» (один из подразделов первой части книги назван «Рифмованные разговоры») объединены с верлибрами дневниковостью. Евгений Степанов — автор, пожалуй, одного из наиболее известных в русском литературном пространстве интернет-дневников (http://www.stepanov-plus.ru/literator/dnevnik/dnevnik17.html). Здесь — жизненные наблюдения в жанре миниатюр с парадоксами, нередко с анекдотической «солью» в финале. Многие из них полны живого юмора, порой грустного. Дневниковость присуща практически всем жанрам Евгения Степанова — от лирического стихотворения до романа. Дневник живет в романе или роман в дневнике, перед нами лирический дневник или дневниковая лирика?.. В этой диффузии — закон равенства.
Стихи Степанова — остановленные мгновения. Об этом свидетельствуют и неизменные датировки в стихотворениях, зачастую точные, конкретные. «16.05.1999. Ст. Партизанская»… Сколько времени состав стоит на станции? Совсем недолго, но, как видим, достаточно для зарождения текста. Стихи высекаются, как искры, от трения на жизненном точиле.
В его стихах живут имена друзей и других окружающих его людей. Ушедшие Геннадий Айги и Татьяна Бек… Татьяна Грауз, Юрий Миролава… В своих авангардных стихах Степанов пишет их имена со строчной буквы, превращая в органичные поэтические образы.
Внимательный к звуку («нежная как ножны»), Степанов чуток и к аналогиям, которые пробует на ощупь, как струны:

Евгений Степанов в своей поэзии терпеливо отмеряет свою жизнь: «москва — мне 10 лет…», «32 года», «еще чуть-чуть — и сороковник…». Теперь ему сорок пять. Он признается в стихах, что «исчерпаем, как газ и нефть», «как река». Но он знает, как сберечь энергию.
Лирический герой Степанова устал от житейской суеты и в то же время удовлетворен своей успешностью. Он обладатель редких качеств, и в первую очередь — умения радоваться тому, что у него есть:

Он многократно просит прощения за несодеянные грехи. Наблюдая мир, лирический герой «поддерживает сердце руками», «иначе оно может упасть». Способный «заснуть, как трехлетний мальчонка», он живет отнюдь не в идиллии («эмиграция из государства под названием я сам»). Современных людей, которые порой не замечают перед собой произведений искусства, Е. Степанов учит любоваться «стилистикой падающего листика».
Приятие мира («Ни на кого не обижаюсь, / хотя люблю еще не всех») доходит до иронии и самоиронии («понимаю любого жлоба»). «Широк человек, я бы сузил», — говорит герой Достоевского. Степанова сужать не нужно. Его широта — это щедрость, великодушие, открытость, а не тяга к крайностям.