Евгений Степанов. Жанровые, стилистические и профетические особенности русской поэзии середины ХХ – начала XXI веков. Организация современного поэтического процесса / Е.В. Степанов. – М. : Комментарии, 2014. – 400 с.

Год назад я создала прецедент рассмотрения в своей рубрике «Поэзия: что нового?» книги, по формальным признакам прозаической и публицистической. Это была книга поэта и издателя Евгения Степанова «Диалоги о поэзии (книга интервью с известными российскими поэтами)» (М. : Вест-Консалтинг, 2012; см. «БП» за июнь 2013 года).
Сегодня наша рубрика снова обращается к новинке, тесно связанной с поэзией, но поэтической являющейся весьма опосредованно. Тем не менее, полагаю, что в нашей рубрике она уместна и что упоминание о ней может пригодиться филологу, учителю литературы и литератору. Это литературоведческое исследование Евгения Степанова, лёгшее в основу его докторской диссертации, труд, сколь всеобъемлющий, столь и доступно изложенный. Что, к слову, давно уже стало характерной особенностью научных исследований Степанова. На это его свойство обратил внимание известный литературовед Юрий Орлицкий.
В рецензии на трёхтомник «Евгений Степанов. Жанры и строфы современной русской поэзии. Версификационная практика поэтов ХХ и ХХI веков» (М. : Вест-Консалтинг, 2013), вышедшей в журнале «Знамя» № 7 за 2014 год, Орлицкий пишет: «Степанов портретирует то, что есть в современной словесности. И поэтому всякие попытки судить его как теоретика бессмысленны: действительно, в книге представлены наиболее распространенные и наиболее заметные… практики: от элегического дистиха и не только и сонета до верлибра и визуальной поэзии».
Далее по тексту рецензии Юрий Орлицкий продолжает проводить и аргументировать мысль, что Евгений Степанов не столько теоретик литературы, сколько «практик от литературы», а также прослеживает этимологию издания «Жанры и строфы…». По мнению Юрия Борисовича, «главным ориентиром антологии» являются «две книги поэта и культуролога Сергея Бирюкова (кстати, в полном смысле слова учителя Степанова), вышедшие несколько лет назад, “Зевгма” и “Року укор”, построенные именно как галереи версификационных практик». Иными словами, Юрий Орлицкий заключает, что в литературном исследовании есть «сухая теория», а есть и «практика», призванная не столько осуществлять умозрительные построения, сколько иллюстрировать теоретические выкладки практическими подтверждениями и примерами.
Слова «практик» (применительно к автору) и «практика» (применительно к его деятельности) здесь не несут оценочной нагрузки, а справедливо обозначают обширную и активную работу Евгения Степанова по популяризации современной поэзии, «открытию» незаслуженно малоизвестных поэтов, изданию поэтических книг и пр.
Рецензия Юрия Орлицкого упомянута здесь потому, что, на мой взгляд, новая книга Евгения Степанова – авторская монография «Жанровые, стилистические и профетические особенности русской поэзии середины ХХ – начала XXI веков. Организация современного поэтического процесса» концептуально продолжает линию литературно-практической деятельности этого поэта, филолога и директора издательства, «единого в трёх лицах». Хотя эта книга не выступает изданием «ранее неизвестного контингента русской поэзии» и в ней «авторский текст» уже не «занимает меньше пяти процентов общего объема», как иронизировал над предыдущим сборником Юрий Орлицкий.
Представляемая сегодня книга содержит авторские статьи Евгения Степанова, посвящённые дефиниции жанровых и стилистических особенностей различных образцов русской поэзии – тому, что честно указано в наукообразном заглавии. Как и в «Жанрах и строфах…», статьи сгруппированы по темам, что облегчает изучение книги и делает возможным выделение отдельного вопроса.
В первой главе анализируются, синтезируя точки зрения теоретика и «практика», с теоретической базой и примерами строфики, жанров, рифм, тропов и фигур «Жанровые, стилистические и троповые особенности русской поэзии середины ХХ – начала XXI веков». Здесь представлены моностихи, дистихи, терцеты, катрены; рассматриваются сонеты, визуальная поэзия, частушки, палиндромы, эпиграммы и пародии (все эти жанры и строфы фигурировали и в предшествующем издании, потому их «родство» видно невооружённым глазом); здесь же рассматриваются «современные» и «несовременные» рифмы. По Степанову, рифма от XVIII века, начала русской поэзии, заметно эволюционировала, от неё стали требовать гораздо больше, чем во времена Тредиаковского: «Если в XVIII (и даже в XIX) веке только минимальное совпадение гласных и согласных звуков в конце строки могло считаться удачной рифмой, то в нынешнее время лучшие поэты предельно усиливают концентрацию звуков, глагольная рифма без опорной согласной становится непредставимой в профессиональном сообществе».
Я бы добавила: «либо профессиональное сообщество успешно выстраивает формы стиха, которым рифма не обязательна». Но об этой тенденции можно прочесть во второй главе книги Евгения Степанова – «Поэтические группы и стилистические индивидуальности поэтов середины ХХ – начала XXI веков», в тех главах, где речь пойдёт об «Академии Зауми» Сергея Бирюкова или о других «нетрадиционалистах», вроде Всеволода Некрасова. Вторая глава состоит из «портретов» литературных явлений не в алфавитном порядке и не по «статусу», но в хронологической последовательности: «Незамеченные классики» (Георгий Оболдуев и Семён Липкин), «Шестидесятники» (в числе коих упомянут Владимир Высоцкий, причём Степанов находит для него неожиданное концептуальное родство – «Высоцкий – как бы внештатный, младший! – «лианозовец», но с гитарой»), «Полюса» великой ленинградской плеяды» (Иосиф Бродский и Алексей Хвостенко), «Литературные группы и направления» (от традиционалистов вроде Прасолова до «Рок-кабаре» Алексея Дидурова, от метаметафористов Ивана Жданова и Константина Кедрова до «иронистов» и «дикороссов», к последним относятся, по Степанову, Юрий Влодов и Валерий Прокошин). Но и на этом не кончается «панорама»: Евгений Степанов уделяет внимание поэтам, находящимся «Вне групп и направлений» (Георгий Геннис, Татьяна Данильянц, Михаил Бузник, Кирилл Ковальджи), а также «Новым именам», включая «скандального» Орлушу.
Но и эта подробная «экспозиция» русской литературы за шестьдесят лет – не предел. Евгений Степанов поставил себе цель в монографии осветить все, что может относиться к русской поэзии указанного периода – и потому в третьей главе его книги освещаются «Профетические особенности и функции русской поэзии», то есть пророческие способности поэтов и факты проявлений таковых. В этой главе фигурируют не только «чистые» поэты (Сергей Есенин, Николай Рубцов, Борис Рыжий, Анна Альчук, Татьяна Бек, Александр Ханьжов), но и человек «синтетического» дарования Виктор Цой, которого поколение 80-х запомнило как рок-барда. Однако Степанов рассматривает его как автора эсхатологических стихов и напоминает, что «образ поэта – составная и неотъемлемая часть его литературной судьбы». Этот тезис, увы, подтвердился и с Цоем.
Четвёртая глава монографии Евгения Степанова от личностей переходит к тенденциям и рассматривает актуальный сегодняшний феномен «толстожурнальной поэзии» на примере журналов «Новый мир», «Дети Ра» и «Знамя», то есть изданий, наиболее ярко выражающих собственные позиции в отношении качественной поэзии. Завершает книгу краткий обзор российских поэтических премий. Но самое интересное и неожиданное в ней – главка «PR-стратегии в области поэзии», раскрывающая «секреты» популярности одних авторов в ущерб известности других, возможно, более одарённых. Это последняя главка в книге, и по факту её наличия можно смело сказать, что работал над монографией практик, изучивший все сферы литературной деятельности на собственном опыте. Следовательно, книгу Степанова можно использовать не только как теоретическое изыскание, но и как практическое подспорье.