Установить Flash player
 
Яндекс.Метрика

О нас пишут

Журнал «Знамя», № 12. За горизонтом еще не вечер. Анаит Григорян.

Анаит Григорян


За горизонтом еще не вечер


Кирилл Ковальджи. Дополнительный взнос. — М.: Библиотека журнала «Дети Ра», 2012.

Две вещи всегда наполняют душу новым и все возрастающим удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее занимается ими размышление: звездное небо надо мной и нравственный закон во мне.

Иммануил Кант, «Критика практического разума»

Автор этой книги как будто живет по соседству с читателем и спокойно, неспешно, без витийства и преувеличенных эмоций рассуждает о жизни, и в рассуждениях этих мудрость сочетается со взглядом детски-наивным, способным удивляться каждому новому мгновению бытия.

Глядя на воробья
философствую я:
как бессмысленна жизнь и прекрасна!

В то время как значительная часть современных стихов стремится к усложнению, затуманиванию образов, искажению и смещению смыслов, отказывается от традиционной рифмы, автор «Дополнительного взноса» создает предельно прозрачные и внятные образы, избегает недоговоренности, нередко пользуется, когда это уместно и необходимо, традиционными рифмами и в то же время — с легкостью играет ритмом, размерами, формой (в небольшой по объему книге органично сосуществуют сонеты, верлибры, афоризмы-одностроки. Стихотворения Кирилла Ковальджи можно сравнить с произведениями пластического искусства, настолько непосредственного они требуют восприя­тия — практически визуального. В интервью журналу «Дети Ра» Кирилл Владимирович отмечает, что «в поэзии язык — это сама цель!» («Дети Ра», 2013, № 6 (104)). В его собственной поэзии слова возвращаются к своим изначальным значениям, очищаясь от иных смыслов.
За «пластическими» строками и рифмами Кирилла Ковальджи — всегда человек, при всей своей экстравертности и откровенности — никогда не навязчивый, не ищущий своего читателя и слушателя, но терпеливо его ожидающий. В созданном поэтом мире действительно некуда торопиться и ни к чему суетиться: жизнь в нем сложна и прекрасна — не только своими счастливыми минутами, но и трагическими, а смерть — не окончательна. В том, как автор говорит о жизни и смерти, заключена, как представляется, главная загадка книги: с одной стороны, речь идет о жизни самой обычной, человече­ской, полной человеческих забот и волнений, человеческих чувств и человеческих разочарований — таких, казалось бы, незначительных в масштабах Вселенной! — о жизни, рассказанной по-философски скромно и просто, почти без применения метафор; с другой стороны — эта обычная человеческая жизнь не обрывается в никуда, не растворяется бессмысленно в углеродном цикле, но, вплетаясь в пеструю ткань бытия, становится частью вечности и сама обращается в вечность.

Возникну когда-нибудь, как я возник
из небытия. Я теплый, пощупай.
Доволен я мыслью мудрой и глупой:
не кончится миг.

Уйдя — со всех наплываю сторон,
и вы без меня — навеки со мною.
Я буду нигде, раскинут судьбою
во весь небосклон.

Кирилл Ковальджи печатается уже около шестидесяти лет (первый сборник его стихотворений «Испытание» увидел свет в 1955 году). За этот период в поэзии появилось множество направлений и течений, однако творчество Кирилла Ковальджи все это время развивалось в рамках традиционной русской поэтической школы. Творческий путь поэта можно определить несколько измененными строками из его собственного стихо­творения: «…в поэзию после Пушкина и Пастернака — и все-таки…». Как заметила Татьяна Бек, «Кирилл Ковальджи — один из немногих в нынешней русской поэзии органичных выразителей психологической нормы, "добра и света". На фоне трезво симулированной патологии и артистично сыгранного бреда это представляется мне смелостью, твердостью и верностью себе» («Антология шестидесятников», 1994).
«Дополнительный взнос» — книга о старости. Поэт предельно честен с собой и с читателем, и в этой, казалось бы, безжалостной честности — источник его оптимизма. Лирический герой стихотворений Ковальджи с одинаковым бесстрашием смотрит в прошлое и в будущее; Замысел, согласно которому устроен мир, не подавляет и не ужасает его своим величием, но неизменно восхищает, и тайна смысла жизни оказывается понятна в своей непостижимости:

Но позвольте —
кто-то зачем-то старался для нас,
чтобы именно мы увидели мир
не тогда, не потом,
а сейчас!

Кирилл Ковальджи устремлен к свету, отрицая тьму; его герой иронизирует, когда другой впал бы в уныние, прощает, когда другой бы проклинал, любит и тогда, когда другой, быть может, возненавидел бы. О христианском восприятии жизни «как величайшего подарка» говорит в своей статье о творчестве Кирилла Ковальджи критик Эмиль Сокольский, сопоставляя произведения поэта с творчеством Евгения Винокурова, Олега Чухонцева и других поэтов («Независимая газета», 14 мая 2009 г.). Горький сарказм и угрюмая озлобленность чужды лирическому герою Ковальджи так же, как раздражение и стремление поучать других. Scio me nihil scire. Я знаю только то, что ничего не знаю.

Вселенная стремится к холоду,
А жизнь — к теплу.
Не говори, что все расколото
На свет и мглу.
Болит душа, стремится к большему,
Туда, где Бог,
Прибавить хочет к свету Божьему
Свой огонек.

Бывает поэзия не о любви, но поэзии без любви, наверное, не бывает. «Дополнительный взнос» — книга о любви, написанная с любовью, о любви к жизни. Женщина в стихотворениях Кирилла Ковальджи предстает такой же тайной, как сама жизнь: к ней можно приблизиться, даже дотронуться до нее, но она всегда остается недостижимой и неразгаданной:

Я люблю эту девочку, эту девушку,
я замираю, когда ее вижу,
но мне семь лет,
мне нельзя.
(…)

Я люблю эту девушку, эту красавицу,
я замираю, когда ее слышу,
но я уже умер давно,
мне нельзя.

Лирический герой Кирилла Ковальджи во многом похож на Дон Кихота: он остается рыцарем в век, когда рыцарство давно кануло в прошлое, и говорит о смыслах, когда все смыслы, казалось бы, отвергнуты и разрушены. Только, в отличие от благородного испанца, он не безумен, его речь внятна и полна уверенности: за горизонтом еще не вечер.