О нас пишут

Евгений Степанов. Диалоги о поэзии (книга интервью с известными российскими поэтами). – М., Вест-Консалтинг, 2012.
За всю историю рубрики «Поэзия. Что нового?» такой книги в ней ещё не рассматривалось.
Уникальность издания и «дерзость» выбора очевидна – в качестве поэтической новинки предлагается книга, в которой стихотворные строки – исключение, а не правило. Более того – будет несправедливым утверждать, будто эта книга написана и «суровой прозой». Скорее, она написана языком разговорным. Или публицистическим. Или смесью этих двух стилистик. Ибо все «Диалоги о поэзии» являют собой прямую речь видных русских поэтов ХХ века поэтов и вопросы к ним поэта, литературоведа, журналиста, издателя Евгения Степанова, ныне – президента Союза писателей XXI века.
В предисловии Евгения Степанова говорится, что в данном издании опубликованы интервью, которые он взял у литературных деятелей в пору своей журналистской деятельности в течение более чем двадцати лет – начиная с «перестроечных» времён. Наиболее «древние» интервью датированы концом 80-х годов. Однако, подчёркивает публикатор, «ни слова в этих текстах я менять не стал - мне представляется, что многие беседы не устарели».
В книге двадцать шесть интервью. Впрочем, одно из них – с Олжасом Сулейменовым, от 1990 года, не интервью, а монолог, причём на темы, на первый взгляд, далёкие от поэзии: о социально-экономических предпосылках и культурно-ментальных симптомах «перестройки» в Казахстане и России. Прочие авторы добросовестно отвечают на вопросы Евгения Степанова, и их разговор скрупулёзно записан в диалоговой форме.
На страницах книги «Диалоги о поэзии» «встречаются» Владимир Алейников, Юрий Беликов, Сергей Бирюков, Николай Грицанчук, Алексей Даен, Александр Иванов, Елена Иванова-Верховская, Елена Кацюба, Константин Кедров, Бахыт Кенжеев, Кирилл Ковальджи, Андрей Коровин, Константин  Кузьминский, Слава Лён, Арсен Мирзаев, Борис Левит-Броун, Антон Нечаев, Игорь Панин, Марина Саввиных, Дмитрий Савицкий, Валентина Синкевич, Олжас Сулейменов, Алексей Хвостенко, Евгений В. Харитоновъ, Олег Хлебников, Элана. Алексея Даена, Алексея Хвостенко, Александра Иванова уже нет в живых. Тем ценнее «пойманное» вовремя их слово…
«География» этих интервью обширна – Москва, Санкт-Петербург, Красноярск, Коктебель, Верона (Италия), Филадельфия (США), Канада… Несмотря на такую «глобальность» мест проживания собеседников, Евгений Степанов именует их всех российскими поэтами (не «русскоязычными»!). Для него нет сомнений, что все они вложили и вкладывают свою лепту именно в русскую литературу.
Несмотря на солидный список «респондентов», это, безусловно, не все знаковые имена «текущей», как выражаются критики, русской поэзии. Евгений Степанов оговаривается в предисловии, что на подходе вторая книга интервью с поэтами. Не исключено, что за ней последуют и другие – за прошедшие годы миру явилось много новых имён, обогативших русскую поэзию.
Книга интервью с поэтами, хоть и не антология стихов, имеет прямое отношение к нашей рубрике, ибо ключевой вопрос чуть ли не каждого интервью – «что такое поэзия» (впрочем, если он не задан «в лоб» в такой формулировке, то всё равно звучит, и поэт его слышит и на него отвечает, хоть и обиняками). Мне был интересен спектр мнений стихотворцев о магистральном деле их жизни. Но я с удивлением отметила, что «амплитуда» ответов не так уж и широка. Лаконичнее всего выразил эту мысль Владимир Алейников – персона легендарная, один из основателей не менее знаменитого писательского «братства» - СМОГа: «Крылатое горение». На одно слово больше использовал для афористичного определения поэзии Константин Кедров, лидер литературного сообщества «ДООС»: «Поэзия – вершина бытия». На два слова больше – Алексей Даен: «Воздух. Свобода. Страсть. Сила».
Остальные авторы, характеризуя поэзию, так или иначе обозначали надмирное, трансцендентальное происхождение поэзии, правда, кое-кому требовалось больше слов, чем Алейникову: «Чудо (с большой буквы, которое нельзя объяснить» (Евгений В. Харитоновъ); «Поэзия – это постоянное сотворение мира. У слова, как у человека, есть душа и тело. Тело – это смысл, а душа – звучание. Поэзия раскрывает душу слова» (Елена Кацюба); «Поэзия, литература, равно как и любое искусство вообще, - это поиск Истины, Абсолюта, смысла бытия, попытка достичь совершенства и гармонии» (Андрей Коровин); «Поэзия – это соблазн, это чары… И как таковая поэзия только и жива. Незвучащая поэзия – это разочарование, заблудившаяся проза» (Борис Левит-Броун); «Это иномирная сущность, открываемая избранным индивидуумам в процессе творческого вдохновения» (Антон Нечаев). Есть также восьмистишие Арсена Мирзаева, начинающееся со слов «Поэзия – это зияние…». Но абсолютный рекорд в плане развёрнутости и всеохватности определения принадлежит Славе Лёну, автору новой художественной парадигмы Третьего тысячелетия – Ре-Цептуализма и концепции Бронзового века русской поэзии (1953 – 1989):

Допустим, я бы дала принципиально иное определение поэзии – что-то вроде: «Поэзия – это форма художественной реализации человеческого Эго, тем более эстетически совершенная, чем больше автор умеет отрекаться от своего Эго» - имея в виду, что настоящие стихи не могут, по моему глубочайшему убеждению, быть обращены «внутрь» натуры пишущего, служить лишь «канализацией» его личных эмоций. Однако не сомневаюсь, что каждый поэт, литературовед, критик и читатель тоже формулирует собственное определение поэзии – даже если не может выстроить внятную фразу, то «спинным мозгом» ощущает, что он понимает под этим словом. Потому вопрос, «что такое поэзия», «правильного» ответа в принципе не имеет, но должен постоянно звучать и находить всё новые способы решения. Истина, полагаю, родится в поле совпадения большинства компетентных мнений. С этой точки зрения Евгений Степанов и его интервьюируемые делают очень важное для литературоведения и критики дело (простите мне толику профессионального эгоизма!).
Изо всех опрошенных Евгением Степановым лишь поэт, публицист, журналист «Литературной газеты» Игорь Панин ответил: «Я не знаю, что такое поэзия. Во всяком случае, чёткой формулировки у меня нет. …Это надо чувствовать. Попробуйте дать определение любви. Все понимают, о чём речь, но у каждого здесь свои критерии». По-человечески я больше всего склонна «поддакнуть» Игорю Панину – не всякое культурное и духовное явление поддаётся точной вербализации, при том, что любой человек о нём имеет представление. Однако боюсь, если позволить всем встречным-поперечным выводить определение поэзии в рамках их эмпирики и чувства прекрасного, в системе понятий и ценностей наступит анархия – а на это критик никак пойти не может… С другой стороны, «божественное» определение поэзии тоже многие «утилитарные» вопросы оставляет «за кадром», как будто отрицая значение для поэзии техники, интеллектуальной составляющей, теоретической и практической подготовки, переводя всю её в плоскость «Божьего дара». На мой взгляд, одного Божьего дара недостаточно для сотворения хороших стихов (далее смотри великий рассказ Бориса Лавренёва «Сорок первый», где рыбачка-снайперша Марютка, осенённая ангельским крылом, пыталась писать стихи).
Из понимания поэзии как явления «не от мира сего» вырастает толкование её «практического» значения как некоего нравственного камертона, мерила ценностей и средства духовного воспитания, о чём также говорят многие интервьюируемые. В этом пункте с ними сложнее спорить, чем по части дефиниции поэзии. «Отсутствие поэзии, то есть массовая культура с ужасающим языком и текстами, влияет на население чрезвычайно пагубно. Мы просто начинаем непоправимо утрачивать свой собственный язык, и это пострашнее революции будет. …Поэзия должна быть донесена до… сознания, как кислородная подушка, как гуманитарная реанимация» (Е. Иванова-Верховская). «Чистота и сложность немногих совершенных форм – это и есть не знающее тленья существо. Иными словами – это и есть вечно художественное. А если совсем просто – божественное… ну, насколько оно вообще достижимо» (Борис Левит-Броун). «Поэзия – последний бастион духа. Сдав его врагу, мы поставим крест на «homo sapiens» (Марина Саввиных). «Нам надо вновь привыкать читать настоящую поэзию, надо учиться её воспринимать, надо, как говорил ещё Рерих, расширять сознание…» (Олег Хлебников).
Опять же единственное «противное» мнение о воспитательном значении литературы принадлежит Игорю Панину: «Литература, как показывает практика, не может ничему научить и не учит. Помните, как активно в школе штудировали Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Чехова, смеялись над взяточниками, казнокрадами, жандармами? И что же? Откуда взялась эта армия продажных чиновников жуликов, высокопоставленных милиционеров-оборотней, весь этот бюрократизм…? А ведь это те самые Васи и Маши…, которые получали пятёрки и четвёрки за сочинения…». Кстати, практически теми же словами оперировала и я в своей статье «Литературные Лаокооны» (http://www.relga.ru/Environ/WebObjects/tgu-www.woa/wa/Main?textid=2949&level1=main&level2=articles), посвящённой «проблеме» обсценной лексики в художественных текстах (цитирую сама себя): «Грандиозный массив разумной, доброй литературы, несущей «культуру в массы», где преображались под натиском светлых примеров всякие «Мишки Квакины», в реальности не перевоспитал ни одного Квакина. Как ни крути, но все «герои» девяностых, и циничные умники, строившие финансовые пирамиды за счет погребальных грошей своих наивных вкладчиков, и туповатые бандиты, и бессердечные рэкетиры-садисты, - учились в советских школах и читали «воспитательные» книги. А результат?.. Единственный: давно уже от искусства «благого примера», «руководства к действию» не ждут».
Книга «Диалоги о поэзии», уже в силу своей композиции – это сборник частных мнений – лишена каких-либо комментариев, кроме справок об авторах, и потому не претендует ни на истину в последней инстанции, ни даже на вывод по какому бы то ни было вопросу. Тем не менее, она в хорошем смысле этого слова полемична, и если высказывания кого-либо из двадцати шести поэтов породят желание подумать и поспорить с ними, пусть даже «про себя», - это будет лучшим эффектом.
Полемичность степановских интервью и взглядов его собеседников выражается не только в таких «теоретических» пространствах, как сущность поэзии. Очень любопытны, если не провокационны, оценки, даваемые этими поэтами «собратьям по цеху», начиная от А.С. Пушкина, от которого камня на камне не оставляет Константин Кедров, так и не осиливший «Евгения Онегина», ибо постоянно натыкался в тексте на «неряшливости» вроде «Она любила на балконе», «Кончаю. Страшно перечесть». Взгляд Кедрова на Пушкина может показаться кощунственным: «В 1983 году я написал: «Пушкин – это вор времени / Поэзия Пушкина – время вора». Пушкин – это гений банальности, если гениальность и банальность в чём-нибудь совместимы. …Что угодно, только не Пушкин (ответ на вопрос об «альтернативе пушкинской традиции». – Е.С.) Пушкин – это наше ничто». Андрей Синявский / Абрам Терц со своими «Прогулками с Пушкиным», что называется, нервно курит в сторонке – до такой степени отрицания идеала он не дошёл, даже и не претендовал на неё!.. Тем не менее, взгляд озвучен и аргументирован – соглашаться с ним не обязательно, а выслушать, на мой взгляд, стоит.
«Нелюбезность» по отношению к классику вполне искупается, с моей точки зрения, неоднократно высказанным убеждением, что сегодня в провинции литература представлена богаче, разнообразнее, самобытнее, чем в столице – об этом говорят Юрий Беликов, Кирилл Ковальджи и многие другие авторы. Однако – и здесь нет добра без худа; провинциальные таланты не только «дальше» от выхода на широкого читателя, ибо не имеют «собственных» печатных площадок (особенно это актуально для «доинтернетных» пор), но и живут скуднее, тяжелее и – зачастую – в большей опасности. Физической. Юрий Беликов (Пермь) поведал Евгению Степанову о трагических судьбах нескольких пермских поэтов: Николая Бурашникова запинали насмерть пьяные отморозки, Бориса Гашева убила нетрезвая незнакомая собеседница во время уличной ссоры, Вячеславу Дрожащих сломали ногу в отделении милиции… Да, безвыходность, бедность, простота нравов «рулят» в российской глубинке – однако это и есть тот «сор», из коего «растут стихи, не ведая стыда», и цитаты, которые приводит Юрий Беликов, это подтверждают:

Но не только «провокационными» откровениями и неприглядными «жанровыми сценками» сильна книга «Диалогов о поэзии». В ней «от первого лица» содержится много интересной информации о прошлом. Например, один из патриархов «СМОГа» Владимир Алейников рассказывает об этом объединении, о своих товарищах. Правда, тональность его рассказа не самая «товарищеская». Так, Губанова Алейников называет «человеком ревнивым, психически неуравновешенным, вечно соперничал, пил, буянил, вызывающе куролесил». Кстати, для меня оказались новостью слова Алейникова о том, что у некоторых «смогистов» родители занимали властные посты, отчего дети чувствовали себя защищёнными: «Мать у <Губанова> работала в ОВИРе и вытаскивала его из любых передряг. …Мать Кублановского работала в Рыбинском горкоме партии, отец Саши Соколова был генерал-лейтенантом КГБ… А у меня никакой защиты не существовало», - говорит Алейников. Судить их, разбираться, кто имеет право на какую степень прямоты – да Боже избави!.. В конце концов, для поэтов «дружба-вражда» не редкость. И мог ли «СМОГ» (печальный каламбур!) стать исключением из правила «дружбы-соперничества»?..
Любопытен также рассказ Константина Кедрова о прежних светлых днях сообщества поэтов «ДООС»; истории эмигрантов, променявших нашу страну на чужую в годы, когда о загранице знали или из советских газет, или из радиовещания ВВС (то и другое равно необъективно); монолог Олжаса Сулейменова о выживании в тоталитарном режиме – не стоит себя обманывать, будто обстановка в обществе и государстве не имеет отношения к творчеству!..
В завершение своего обзора хочу сказать, что воспринимаю книгу «Диалоги о поэзии» как очень ценный исторический источник личного происхождения по состоянию ментальности советских и русских людей в «переходный» этап 80-х – 90-х – «нулевых» годов. Мне, видимо, никогда не победить в себе историка-архивиста, источниковеда – и потому, да простят меня поэты, я посмотрела на комплекс интервью о становлении творческих личностей в поэзии под другим углом. Социально-историческим. Эти две составляющие книги друг другу не мешают. К счастью – ибо книга интервью пригодится не только литераторам, но и широкому кругу читателей.