Юлиан Фрумкин-Рыбаков

Биография

Юлиан Иосифович Фрумкин (псевдоним Юлиан Фрумкин-Рыбаков) — поэт, прозаик, литературовед. Родился 17 апреля 1942 года в г. Краснокамск. Живет в г. Санкт-Петербург.

Другой расклад
(опыт литературной биографии)

Никогда не думал, что буду писать «литературную» биографию. Анкетная биография — дело привычное. Почти такое же, как ФИО. Родился, учился, работал…
А здесь совсем другой расклад.
Родился я в городе Краснокамске Пермской обл. 17 апреля 1942 года, где и прожил первый бессознательный год. В Краснокамск мы попали потому, что встал вопрос об эвакуации из Ленинграда. На семейном совете было решено, что мама с бабушкой и старшим братом Сенечкой, которому было почти 4 годика, поедут в Краснокамск к тёте Лиде.
Мамина старшая сестра, тётя Лида, жила в Москве и работала в институте бумажной промышленности (Бумпроме). Фамилия тёти Лиды по мужу была Аверкиева. Её муж, Аверкиев Василий Петрович, 1894 года рождения - революционер, партийный и государственный деятель, с 1934 по 1935 год был Председателем ЦИК Карельской АССР. В 1936 году, когда ему стало известно о скором аресте, покончил жизнь самоубийством, застрелился. У тёти Лиды была комната на Самотёке в Москве с видом на кремлёвскую звезду Спасской башни.
Институт, в котором работала тётя Лида, в начале войны эвакуировали в Краснокамск, и тётя Лида прислала вызов маме и бабушке. Детей у неё не было. Мама могла рассчитывать, что тётя Лида и бабушка ей помогут с Сенечкой, а потом и со мной. Тёте Лиде очень нравился лётчик Юлиан Иванович Пионтковский, погибший в 1940 году во время испытаний.
Именно ей я обязан своим именем.
В 1943 году моего отца, Фрумкина Иосифа Ароновича, Приказом Наркома танковой промышленности назначили Главным металлургом завода № 178, в связи с решением ГКО об организации производства бронеспинок для авиации.
Значительные потери в самолётах происходили из-за гибели лётчиков во время воздушного боя от тяжёлых ранений, а сами самолёты получали незначительные повреждения.
Отец меня увидел только в городе Кулебаки Горьковской обл., где находился завод и куда мы приехали по вызову отца.
Родился я болезненным и слабым. Бабушка Оля говорила, что у мамы не было молока, и мне давали, чтобы я не кричал, сосать дольку чеснока, завёрнутую в тряпицу.
В раннем детстве, сколько себя помню, я ничего не ел. Не мог. А когда ел, то меня тут же начинало тошнить. Был я тощим, звонким и прозрачным. Моё прозвище было: «Глаза и уши». На моём худеньком лице были большие глаза, а по бокам головы - большие уши.
Первая книга, которая меня потрясла – «Тарас Бульба» Гоголя. Я безудержно рыдал, когда мне прочли: - «Я тебя породил, я тебя и убью». Детская душа была потрясена предательством и гневом Тараса.
Вторая книга, которая произвела на меня впечатление, была книжка Бориса Житкова «Что я видел».
Первые стихи написал лет в 6: «Однажды утром рано бойцы пошли в поход// и видят на поляне разбитый самолёт. //Они к нему подкрались, на крылья забрались// и тут из-за поляны фашисты поднялись//».
Старший брат долго не верил, что я это сочинил. Мне читали много книжек. Сам я начал читать поздно, лет в 9.
Книжки были замечательные. Рассказы Виталия Бианки, «Золотой ключик», «Путешествия Гулливера», «Зелёные цепочки», «Месс-Менд» Мариэтты Шагинян, «Три мушкетёра», замечательная книжка «Колбат» о служебной собаке, санитарке, на фронте. Ну а дальше – Жюль Верн, Джек Лондон.
Надо сказать, что очень рано я познакомился с книгами Леона Фейхтвангера. Где-то в 1955 или 56 году отец привёз из командировки его «Гойю» и я его прочёл.
Склонность к сочинительству проявлялась в том, что мы с друзьями играли в чудесную игру. Нужно было рассказывать, не останавливаясь, о невероятных приключениях героя и действующих лиц, как бы сейчас сказали, в режиме он-лайн. Причём более всего ценился рассказ с минимальным количеством «меканий», «нуканий», «это самое…». Психологизма в этих рассказах не было. Была мотивация поступков и бешено развивающийся сюжет. За счёт сюжета рассказчик держал слушателей в напряжении. В выражениях мы не стеснялись. Получалось смешно. И это ценилось более всего.
В 1949 году я пошёл в начальную школу четырёхлетку. После окончания средней школы в 1959 году, не поступив в Ленинградский Университет, пошёл работать слесарем на Ижорский завод.
В 1956 году отец добился возвращения на Ижорский завод, и в начале 1957 года наша семья вернулась в Колпино.
Работая слесарем на ТЭЦ, а котлы в то время работали на угле, я заработал начальную стадию туберкулёза. Но в июне 1960 года, после поступления в Северо-Западный Политехнический институт на вечернее отделение, вместо тубдиспансера уехал на уборку целинного урожая в Казахстан. Вернулся только осенью. Когда в 1961 году меня призвали в армию, туберкулёза у меня не нашли.
На целине прошёл суровую школу. Усвоил, что пить много не могу. А поскольку был трезв, Бог хранил от пьяных оргий и пр. скотства. По вечерам, когда народ начинал расслабляться, я садился в ГАЗ -51 (на нём шофёр Володя приезжал на ночь к нашей Гале) и ехал кататься по бескрайней степи под аспидным небом со звёздами в кулак. Урывками писал на стихи. Они куда-то канули. Но стихи были. Подружился с демобилизованным парнем, Иваном Сидоренко. Мне было 18 лет. Я запустил бороду а-ля Камо. На прощание мы с Ваней сфотографировались. Что я ему написал, я не помню. Он же мне написал: «Моему другу, Человеку с большой буквы». Фотография эта до сих пор жива.
После окончания первого курса института, в июне 1961 года, когда отменили отсрочку от армии студентам-вечерникам, меня призвали на срочную службу.
Я попал в строительные войска, то бишь в стройбат, на остров Новая Земля. И вот тут-то я стал писать стихи. Природа крайнего Севера, так же, как природа Казахстана, произвела на меня неизгладимое впечатление.
Я прослужил на Первом ядерном полигоне «Новая Земля» 3 с лишним года. В сентябре – октябре 1961 года принимал непосредственное участие в испытании самой большой в мире водородной бомбы, «Царь-бомбы», мощностью 50 000 000 тонн в тротиловом эквиваленте. Это больше, чем мощность всех взорванных бомб и снарядов за всю Вторую мировую войну всеми её участниками. В России до этого была «Царь-пушка», «Царь-колокол», теперь ещё появилась и «Царь-бомба».
Взрывная волна от этой «Царь-бомбы» 4 раза обошла Земной шар. Всего за годы моей службы на Новой Земле было проведено более 36 ядерных испытаний, включая ракетные стрельбы с Дальнего Востока на Южное поле полигона.
На Новой Земле при гарнизонной газете «За Родину» мы организовали Литературное объединение. В 1963 году, «продавив» Политотдел, нам удалось выпустить первый и единственный номер литературного альманаха «Североморец».
Мои первые публикации состоялись в многотиражке «Ижорец» и в газете «Правда Севера» в 1962 -1963 годах.
После демобилизации в 1964 году продолжил работу на Ижорском заводе. В 1970 году закончил Северо-западный Политех, получив квалификацию инженера-металлурга по производству стали.
Всё это время писал стихи. Занимался в ЛИТО при ДК «Ижорский». Руководители: Дмитрий Анатольевич Левоневский, Лина Дмитриевна Глебова, Нина Валерьяновна Королёва. После этого занимался в ЛИТО «Нарвская Застава» у Нины Королёвой, Глеба Семёнова, Вадима Халуповича.
Участник двух Конференций молодых литераторов Северо-Запада, семинар Кушнера, Бетаки, Рубашкина, а так же семинар Кушнера, Рецептера.
На семинарах были: Юрий Колкер, Николай Гуданец, Наташа Абельская, Наталья Перевезенцева, Лена Дунаевская, Михаил Матрёнин.
В 1965 году на заводе познакомился и подружился с Владимиром Беспалько и Борисом Алмазовым, которые в разное время работали корреспондентами в газете «Ижорец».
Одно время в «Ижорце» работал журналист Анатолий Фидровский. Я его помню скромным человеком в тельняшке, он уже ушёл из газеты и работал стропалем в цехе, Весь Советский Союз во время войны и в первые годы после войны пел песню на его стихи:
//Барон фон дер Пшик, Попал на русский штык// И от него остался один лишь только пшик…».
В ЛИТО «Нарвская Застава», когда я туда был принят, занимались: Александр Гутан, Анатолий Домашёв, Константин Петухов, Владимир Беспалько, Олег Ливитан, Саша Горнон, Дмитрий Толстоба, Лида Степанова, Людмила Лифшиц, Ольга Бешенковская, Зоя Эзрохи, Алексей Пурин, помню Николая Ивановского, Сашу Морева, Гришу-слепого.
Совмещая работу на заводе с учёбой в институте и стихами, в 1967 году я стал совмещать всё вышеперечисленное с отцовскими обязанностями. У нас с женой родился сын. Как-то гуляя с сыном, встретился с Левоневским, идущим на занятия в ЛИТО.
- Это ваше самое замечательное произведение, - сказал Дмитрий Анатольевич, поздоровавшись.
На Ижорском заводе я проработал в разных должностях до 1989 года. В 1968 году, будучи полтора месяца в командировке, на заводе «Электросталь», где я работал в качестве мастера-практиканта в цехе электрошлакового переплава, я пошёл в ЛИТО при заводской многотиражке. Там меня встретил седой, небольшого роста человек с глубокими залысинами над высоким лбом. На нём была рубашка и джинсовая куртка. Это был Григорий Михайлович Левин, руководитель ЛИТО. Я почитал и показал свои стихи, и Григорий Михайлович пригласил меня в Москву, в ЛИТО «Магистраль» Лишь позже я узнал, что «Магистраль» было лучшим Литобъединением в Советском Союзе. Судьба свела меня с великим литературным подвижником, однокашником любимых мною поэтов: Павла Когана, Евгения Майорова, Михаила Кульчицкого.
После войны к Левину в «Магистраль» ходили: Булат Окуджава, Виктор Максимов, Нина Бялосинская, два Виктора — Гиленко и Забелышинский, Саша Аронов, Алла Стройло, Владимир Львов, Елена Аксельрод, Эльмира Котляр, Наталья Астафьева, Владимир Леванский, Павел Хмара, Хулио Матеу, Владимир Леонович… Но всё это я узнал позже.
На Ижорском заводе строился цех электрошлакового и вакуумно-дугового переплава. Я пришёл в цех работать мастером в 1967 году. Работая в цехе с момента его строительства, участвовал в создании уникальных технологий выплавки крупных слитков из широкой гаммы сталей. От простых углеродистых сталей до сложных нержавеющих и немагнитных марок, сталей для валков холодного проката, брони, титановых сплавов для подводных лодок.
Сотрудники Московского Института Стали и ЦНИИТМАШа, с которыми мы вели научно-исследовательские работы (НИР) по созданию новых технологий, упорно толкали меня в аспирантуру. Многие из них защитили докторские диссертации. Материалов для кандидатской диссертации было навалом. Но я не променял стихи на аспирантуру.
Однокашник отца по Стародубской гимназии, Георгий Васильевич Метельский, стал писателем. Приезжая в Ленинград, он останавливался у нас. В последний свой приезд Г.В. оставил мне много самиздатовских материалов. В том числе и «Открытое письмо Сталину» Фёдора Раскольникова. Много материалов и книг приходило через мою двоюродную сестру, которая была замужем за Арсением Рогинским. Как-то после очередного обыска в квартире Рогинских, куда я поехал вместе с матерью сестры, моей тётей, по её просьбе (одной ей было ехать страшно), возвращаясь ночью из Ленинграда в Колпино, я не мог отделаться от страха, что КГБ приедет ко мне с обыском раньше, чем я вернусь домой. Ведь у них была машина, а я возвращался последним автобусом. Вернувшись, я стал лихорадочно жечь в туалете самиздатовские материалы. Конечно, ко мне никто не приехал. Но чувство страха за отца и семью было очень сильным.
В 1989 году я ушёл с завода в свободное плавание.
В 1994 году создал и зарегистрировал издательство «Водолей».
Издал детские книжки: «Золотой ключик», «Путешествия Гулливера», книгу былин «Русские богатыри», «Алису в стране чудес».
Издал книги стихов: Зои Эзрохи, Анатолия Домашёва, Елены Дунаевской, Юлиана Рыбакова, Михаила Матрёнина. По независящим от меня причинам издательство пришлось ликвидировать.
В 1997 году после долгих разговоров с Анатолием Домашёвым о разобщённости поэтов и друзей организовал литературный клуб «Невостребованная Россия» при ДК Железнодорожников. В бывшем особняке графини Паниной. Неоценимую помощь в работе клуба оказывал директор ДК Ким Николаевич Измайлов. Для работы клуба он отдал лучшую «Гостиную». В кавычках потому, что на самом деле это помещение было выгородкой в бывшем вестибюле дома графини, правда, с мраморными скульптурами.
Осенью и зимой 97/98 года на этой площадке выступило более полутора десятков поэтов, загнанных в тупик беспределом перестройки, разобщённых и чуть ли не одичавших.
За более чем десятилетнюю историю клуба на площадке «Невостребованной России» выступали:
Зоя Эзрохи, Сергей Стратановский, Лена Пудовкина, Олег Левитан, Александр Комаров, Анатолий Домашёв, Алла Минченко, Раиса Вдовина, Владимир Беспалько, Елена Дунаевская, Полина Беспрозванная, группа «Ночные снайперы», Тамара Буковская, Андрей Гайворонский, Валерий Мишин, Эдуард Шнейдерман, Ася Шнейдерман, Людмила Зубова, Дарья Суховей, Александр Скидан, Виталий Дмитриев, Пётр Казарновский, Светлана Колокольцева, Аркадий Илин, Максим Якубсон, Александр Гиневский, Анатолий Михайлов, Сева Рожнятовский, Олег Охапкин, Виктор Ширали, Михаил Яснов, Вячеслав Лейкин, Юлиан Фрумкин-Рыбаков, Михаил Овчинников, Алексей Давыденков, Наталья Перевезенцева, Светлана Бодрунова, Борис Лихтенфельд, Владимир Уфлянд, Владлен Гаврильчик, Наталья Абельская, Юрий Нешитов, Евгений Звягин, Дмитрий Северюхин, Анатолий Бергер, Анатолий Ершов, Александр Гутан, Юрий Судаков, Сергей Скверский, Алексей Сычёв, Пётр Брандт, Майя Квятковская, Владимир Лапенков, Борис Чечельницкий, Голда Рутенберг, Валерий Земских, Григорий Биневич, Вадим Ямпольский, Ольга Кириенко, Владимир Эрль, Арсен Мирзаев, Владимир Сотников, Михаил Александр, Антон Прозоров, Рахим Кусимов, Тимофей Животовский, Дмитрий Григорьев, Елена Елагина и другие поэты, в том числе из Москвы, Казани, Саратова.
Событием в литературной жизни Петербурга стала встреча поэтов Малой Садовой, прошедшая на площадке «Невостребованной России» в октябре 1999 года. После этого вечера поэтическая кривая в Питере пошла на подъём.
Тамара Буковская и Валерий Мишин стали выпускать Литературный Самиздат «АкТ», в первый выпуск которого Декабрь 2000 – Январь 2001 года вошли:
Тамара Буковская, Андрей Гайворонский, Анатолий Домашёв, Владимир Кривошеев, Виктор Кривулин, Валерий Мишин, Юлиан Фрумкин-Рыбаков, Сергей Скверский, Эдуард Шнейдерман, Лев Васильев.
Кроме площадки «Невостребованной России» была площадка в Доме учёных на Неве, где организацией поэтических вечеров занимались: Анатолий Борисович Израилит и Сергей Скверский.
К великому сожалению, скоропостижно скончался, умер на работе от сердечного приступа, Ким Николаевич Измайлов. Это трагическое событие произошло в результате конфликта, возникшего между Министерством путей сообщения и директором ДК Железнодорожников.
Когда Ким Николаевич независимо от Министерства поднял ДК и сделал его центром культурной и литературной жизни Петербурга, чиновники вспомнили о подведомственном ДК. Приказом министра Путей сообщения был назначен новый директор.
Трагическая развязка наступила не сразу. И коллектив ДК, и Ким Николаевич, и «Невостребованная Россия» оспаривали Приказ Министра. Фактически ДК руководили два директора. Один настоящий, а другой – назначенец.
Попрощаться с Кимом Николаевичем пришли тысячи людей.
На предложение новой дирекции продолжить работу клуба «Невостребованная Россия» на площадке ДК я ответил отказом.
Новая площадка для «Невостребованной России» была предоставлена Музеем-квартирой Ф.М. Достоевского, по договорённости с её директором Натальей Ашимбаевой.
Что касается моей литературной биографии, то остаётся добавить, что у меня вышло шесть поэтических книг. Неожиданно для себя в 2006 году я стал Лауреатом журнала «Зинзивер» в номинации «Поэзия».
Я член Международной Федерации Русских писателей, член Союза писателей ХХ! века. Член редколлегии и постоянный автор литературного альманаха «Острова/Islands» (Нью-Йорк, США). Печатаюсь в журналах: «Звезда», «Дети Ра», «Нева», «Зинзивер», «Слово/Word» (Нью-Йорк, США), сетевом альманахе «Мегалит» и «Порт-Фолио» (Монреаль, Канада), а так же в различных антологиях и сборниках.
Я думаю, что каждый человек, приходящий в этот мир, должен выполнить некую миссию, ему не известную. Мы интуитивно осуществляем своё предназначение. Когда человек себя исчерпывает, он уходит из этой жизни.
В раннем детстве я не умер от 8 перенесённых воспалений лёгких.
Я не утонул в 1958 году на разливе реки Ижоры, меня спасли мои одноклассники: Боря Клыков и Володя Прокофьев.
Не заболел лучевой болезнью на ядерном полигоне.
Я не умер от двух инфарктов, не помер от третьего инфаркта, случившегося со мной во время операции по коронарному шунтированию. Вот уже 9 лет живу с тремя шунтами.
У меня оказались замечательные кардиологи.
Я не умер перед Новым, 2011 годом, когда жил на грани фола с пульсом 22 удара в минуту и, даже, не терял сознанья.
Теперь живу с кардиостимулятором, который мне успели поставить 24 декабря 2010 года и, как всегда, радуюсь жизни.
В декабре 2003 года, спустя 42 года после моего участия в испытаниях «Царь-бомбы», я стал ветераном войск особого риска.
Несколько лет назад я написал два, очень важных для меня, документальных очерка. «Броня России» и «История одного поиска». Отдав дань памяти отцу и маме, Любови Семёновне Рыбаковой.
Очерки опубликованы в США и в России.
Всё время и при всех обстоятельствах я пишу стихи, видимо потому, что не писать их я не могу.
К своему детскому прозвищу « Глаза и уши» я теперь бы добавил «Сердце».
Если у меня, в канун семидесятилетия, в 2012 году, будет кликуха «Глаза, уши и сердце», то я обижаться не стану.
Преломление слова, коим занята литература вообще и поэзия в частности, не меньшее чудо, чем преломление хлебов…
Слово не экзотика, а насущный хлеб жизни…

Юлиан Фрумкин-Рыбаков,
Санкт-Петербург, Колпино,
17 мая 2011 года
 
© Создание сайта: «Вест Консалтинг»