Олег Филипенко

Произведения

Олег ФИЛИПЕНКО
 
РАССКАЗЫ
 
СОН  

   Лет десять назад, когда я думал о себе лучше, когда мой внутренний мир казался мне сложным, - думаю, он действительно был таковым, - когда мир вовне тоже открывался с разных сторон, в общем, чистая метафизика, - я страдал от того, что сны мои были лишены пророческих черт ( почти всегда!), да и вообще казались мне примитивными и глупыми. Я объяснял это тем, что во сне мне приоткрывалась слабая сторона моего "я" - низкий уровень интеллекта. Вспоминая утром сон, я огорчался его ничтожным содержанием.
   Но сейчас я хочу рассказать один сон, который, конечно же, в строгом смысле нельзя назвать пророческим, возможно даже после моего вступления, его содержание покажется вам легкомысленным, но какая-то мистика в нем все-таки есть.
   Это случилось, когда я был совсем молодым человеком. Я тогда заканчивал десятый класс, предстояло несколько заключительных экзаменов, и мне очень хотелось сдать их как можно успешнее. Казалось бы, чего проще: сиди дома да зубри с утра до вечера. Но я почти никогда не делал домашних заданий, а уж зубрежкой заниматься был просто не в состоянии. На меня нападала такая тоска и отвращение, стоило мне только открыть учебник химии, к примеру. Впрочем, попытки что-то выучить были. Из примерно сорока билетов я к каждому экзамену выучивал полтора-два, а то и три-четыре. И мне везло: попадались те, которые я более или менее знал. Но дело не в этом.
   Однажды, дня за два до экзамена по физике, я лег спать с настойчивой мыслью: пусть мне приснится номер билета, который я вытащу на экзамене. Я рассуждал так: за четыре четверти у меня в году выходит твердая тройка, но если я сдам физику на пятерку, то в аттестате у меня будет четверка. Если же я не сдам физику на "5", то четверки в аттестате мне не видать. Я так сосредоточился на этой мысли, что уснул, так и не впустив перед сном свои обычные образы: любимую девушку, легкую эротику, мечты о будущем, смутное идеальное, в общем, все, что свойственно мечтаньям юноши.
   Ночью мне действительно приснился экзамен. Сон начался с того момента, во всяком случае, запомнился так, будто я уже сидел за партой и готовился вот-вот подойти тянуть билет. Но первой учителя вызвали тянуть билет Ирину Бальскую, девушку, с которой я дружил как с товарищем и с которой имел всего один волнительный, интимный вечер, впрочем, по меркам взрослых, вполне невинного свойства: мы протанцевали с ней весь вечер, плотно прижавшись друг к другу. Это было на мое пятнадцатилетие. Правда, до сих пор, вспоминая тот вечер, я прихожу в волнение, и в груди сладко томится желание... Так вот, мне снилось, будто Ира подошла к столу, за которым сидели преподаватели, и вытянула билет. "Первый билет", - сказала она, и в этот момент я проснулся.
   Я попытался снова заснуть, как же так, ведь я не досмотрел сон, какой же билет попадется мне?.. И я действительно уснул. Но мне уже ничего не приснилось.
   На следующий день, ближе к обеду, я отправился к Ире домой, чтобы рассказать ей свой сон. Тем более мы договорились встретиться: к выпускному вечеру я написал стихи, которые Ира хотела положить на музыку. У нее дома стояло пианино. Естественно, придя к ней, я сразу рассказал сон и спросил, знает ли она первый билет. Ира сказала, что нет, потому что в этот раз начала учить с последнего, тридцать девятого билета, в обратном порядке, так как заметила, что ей попадаются на экзаменах билеты ближе к концу, а не к началу. Я стал убеждать ее выучить именно первый билет. Мой сон она восприняла с энтузиазмом и на удивление серьезно, но с другой стороны, всякий вспомнит себя в такой ситуации, и, думаю, подтвердит, насколько сдающий экзамен становится суеверным и готовым хвататься за любую соломинку, лишь бы сдать злополучные экзамены. Она пообещала выучить первый билет.
   В день экзамена все волновались. Я был из тех, кто волновался менее всего: чего волноваться, когда знаешь всего полтора билета? Пусть волнуются отличники, это у них может случиться неожиданность, которая повергнет их в шок, я же удивлюсь как раз таки удачному для себя исходу. Впрочем, помню, ладошки все равно покрывались холодным потом, а в горле было сухо и першило. Ира сказала мне, что если она вытянет первый билет, то поцелует меня. "Ловлю на слове", - сказал я, входя в класс вместе с четырьмя другими одноклассниками. Я вытащил шестнадцатый билет, облегченно выдохнул, потому что знал из двух вопросов один, значит, тройка уже обеспечена. А, может, и на четверочку вытяну.
   Ира Бальская вошла в следующей пятерке. Из нашей пятерки к тому моменту кое-кто уже ответил, я же сидел и тупо, со звоном в ушах, вчитывался в первый вопрос, ответ на который я не знал. Ира подошла к столу, на котором были разложены аккуратными рядами белые прямоугольные бумажки. Ей предстояло тянуть билет. Она была в курсе, что первый билет еще никто не вытянул, и надежда на чудо теплилась в ней. Учительница по физике сидела за экзаменационным столом, облокотившись локтем в стол и уперев ладонь в щеку, она, казалось, задумалась о чем-то своем. Рядом с ней сидела строгая завуч школы, которая бросала ястребиные взгляды на сидящих за партами потеющих холодным потом учеников: не пользуется ли кто шпаргалкой. "Тяни билет, Бальская", - доброжелательно сказала физичка. Ира потянула, было, руку к одному из билетов, но не решилась его брать. "Смелее", - ободрила физичка. "Вы знаете, Елена Николаевна, - дрожащим голосом и с нервным смешком начала Ира, - Семенову приснился сон, что я обязательно вытяну первый билет". " Тогда чего ты так волнуешься? Тяни билет, раз Семенову приснилось". "А может быть, раз так, вы мне сами первый билет назначите?" - выпалила Ира. Елена Николаевна рассмеялась. Завуч от изумления приподняла свои выщипанные брови. Брови, кстати, у нее были выщипаны таким образом, что их форма придавала лицу выражение строгой взыскательности. "Ну, хочешь, - из жалости, а может, чтобы как-то развлечься, сказала физичка, - я вместо тебя вытащу билет?" "Нет, я сама", - ответила Ира и решительно взяла билет. В следующее мгновение она издала радостный вопль. "Первый билет!" - воскликнула Ира, показывая всем единичку на билете. Затем она радостно подпрыгнула и восторженно и благодарно посмотрела на меня. Я вымученно улыбнулся, когда все посмотрели на меня, поскольку был в напряженном ожидании собственной участи. Помню, что не очень удивился, когда она вытянула первый билет. Точнее, не удивился совсем. Изумление пришло позже, когда я стал размышлять: с какой такой стати во мне жила эта уверенность, что сон и явь так совпадут?..
   Ира сдала на пятерку. Я получил три. И еще она, конечно, поцеловала меня...
   Теперь уже пятнадцать лет мы живем вместе: Ира моя жена и у нас двое детей: мальчик и девочка...



ВАННОЧКА

  Послеобеденный зной. Лето. Время как будто замерло. Андрюша, мальчик десяти лет, стоял во дворе, перед белой, крашенной известью, стеной летней веранды, и глядел на большой металлический тазик в форме ванночки, подвешенный за одну свою ручку на огромный гвоздь, торчавший из стены. Сначала мальчик смотрел на гвоздь и думал, с каким удовольствием он вколотил бы этот гвоздь в стену. Потом перевел взгляд на сам тазик. В руке у Андрюши была сухая палка, которая ему заменяла автомат для игр в "войнушку". В палку был вбит гвоздь в том месте, где предположительно по мысли мальчика должна была находиться у автомата ручка или, правильнее будет сказать "магазин", за который он мог держаться во время стрельбы. "Тра-та-та-та!.."
  Андрюша недавно пообедал, бабушка, у которой он отдыхал на море, покормила его борщом, курицей с вермишелью, и пошла прилечь в тенечек, дед тоже лежал в теньке у себя в коморке, курортники, которые отдыхали у бабушки, тоже разбрелись по своим комнатам... Тихий час. Полная тишина. Зной.
  Безумная мысль пришла Андрюше в голову: что если сейчас со всей силы ударить палкой по висящей ванне? По ее выставленному наружу дну, так и приглашающему к тому, чтобы кто-то по нему ударил. Ударить так несколько раз по тонкому металлическому листу... Для такой тишины, которая была вокруг, грохот будет оглушительный. Что за этим последует? Что о нем подумают? Будет ли это безумством? Конечно... Как на это отреагируют взрослые?.. Мальчик представил, как на его удары, разносящиеся как набат, собираются взрослые, как они кричат на него, пробуют остановить... Как они испуганно смотрят на него, и мысли все одного порядка: этот мальчик сошел с ума...
  "Вот она, тонкая грань, которая меня удерживает от этого поступка: мое сознание и воображение. Но как она тонка. Что если действительно сейчас сделать то, что мне хочется: ударить палкой по ванночке?.. Нет, это невозможно... Даже холодеет сердце от мысли, что за этим последует... Если бы я это сделал, то, пожалуй, перешел бы ту грань, которая меня делает таким же, как все, то есть нормальным. Я был бы уже отсечен от людей своим безумием. Но как эта грань тонка"...
   Тонкость этой границы, которую он мог легко, как ему казалось, переступить, всё более ужасала мальчика. Он даже занес палку над головой для удара, и чувствовал, как холодеет сердце и падает куда-то вниз... Нет, он этого не сделает...
  - Ты что, с ума сошел? - услышал он насмешливый голос. Это был его двоюродный брат, живший на другом конце деревни, и пришедший за ним. - Ударить хочешь что ли?
  - Нет, - ответил Андрюша и опустил руки, переложив палку в правую вспотевшую ладонь.
  - Купаться пойдем?
  - Пойдем!
  И они пошли купаться на море, а Андрюша, пока они шли к морю, все еще думал, перекидываясь фразами с братом, над тем, как тонка грань, отделяющая человека от безумия...



ВСЁ О МОЕЙ ЖИЗНИ 

   Иногда я захожу задом наперед, чтобы рассмешить. Однажды, в далеком детстве, когда мне было годика четыре, я вошел в комнату, полную гостей, задом наперед. Был какой-то праздник, мама, папа и их гости сидели за столом, а я, чтобы всех развеселить, прошел задом наперед через всю комнату к самому столу. Все стали смеяться, папа подхватил меня на руки, все заговорили обо мне, стали гладить и хвалить, я стал центром внимания.
   С тех пор я понял, что быть в центре внимания очень приятно, и что для этого немного нужно - например, зайти задом наперед в комнату.
   Второй раз я проделал этот трюк в первом классе 1 сентября перед началом второго урока. Это вызвало бурю восторгов у моих одноклассников и двойку за поведение от учительницы. Так я постиг дуализм этого мира.
   Когда я в первый раз влюбился, то, чтобы быть оригинальным, вошел в кафе, где назначил свидание любимой девушке, задом наперед. Она обозвала меня дураком и сказала, что ей стыдно со мной встречаться. Так я понял, что получил в детстве неправильное воспитание...
   Но мне уже стукнуло семнадцать лет и перевоспитываться было поздно. Когда я в армии вошел в кабинет командира батальона задом наперед, меня комиссовали...
   С тех пор судьба моя пошла наперекосяк...
   И вот теперь я думаю: когда я умру, не войти ли мне задом наперед к самому Господу Богу и не спросить ли у него после этого: "Ну и что дальше?.."



СТИХОТВОРЕНИЯ
 
Ухо

Мимо пролетает муха.
За окном болтают люди.
Я одно большое ухо,
я лежу себе на блюде.
Я лежу себе недвижно.
В моей раковине мраки.
Я почти индийский Кришна,
только вот с нутром собаки.
Слышу, как сосед с работы
возвращается нетрезвый,
а навстречу обормоты,
его дети, скачут резво.
Слышу, как гудят машины,
как сосед, живущий сверху,
пишет на холстах картины,
в краски стряхивая перхоть.
Слышу, как собака лает,
как летают самолеты,
как сосед слюну глотает
и рисует бутерброды.
Слышу, как зовут ребенка,
как дрожит в конфорке пламень,
как упавшая гребенка
ударяется о камень.
А когда приходят сроки
ночи выступить на сцену,
слышу, как молчат пророки,
покоряясь жизни плену.
Как растет трава я слышу,
как НИЧТО уничтожает
то, от коего завишу
я и всё, что звук рождает.
Хорошо там, где мы будем.
Хорошо убить все страсти.
Хорошо всем этим людям
не уметь сказать и здрасьте.
Я лежу себе недвижно.
В моей раковине мраки.
Я почти индийский Кришна,
только вот с нутром собаки.

             1995 г.



Есть вещи поважней поэзии

Есть вещи поважней поэзии,
ну, скажем, знание о том, что
хоть в Англии, хоть в Индонезии -
все в гроб ложатся, это точно.
И это знание-незнание
мне позволяет относиться
к поэзии, как, скажем, к зданию,
где я живу, где мне свариться.
Отсюда голос мой естественный,
отсюда лёгкие ошибки
за взгляд излишне несущественный;
и все мои полуулыбки.

                1995 г.



Сонет


Весна почти прошла. Прошло и вдохновенье.
А было ли оно? Не ведаю - бог весть.
Последнее пишу сейчас стихотворенье
за этот я сезон весенний. Предпочесть
сонет решился я всем прочим формам. Это
не символ, а, скорей, лишь прихоть, да и та
случайности дитя, поскольку для сонета
мой прозаичен дух, и не влечёт мечта.
Мечты, мои мечты, разбились вы как волны
о берег жизни той, что противостоит
вам многие года, и список ваш неполный
хранят мои стихи, а память не хранит.
Душа как море спит, - на море штиль, не смута,
и всё-таки оно  чуть мёртвое как будто.


     2001 г.



* * *

Нет опыта
и всё по старому
Два робота
с пивною тарою
идут мимо меня
болезные
как я
одруженные с бездною…

2007 г.



* * *

Каждый день одно и тоже:
словно механизм
во главу угла положен,
а не жизнь.
Наливаю утром чайник,
умываюсь, ем.
Бессловесный, как молчальник,
думаю — зачем?
Наперёд уже я знаю
распорядок дня.
Как животное зеваю,
рот не заслоня.
И кружу я по квартире,
думая о том,
что неплохо бы в сортире
заменить плафон.
Вот такой, себе ненужный,
мелкий и смешной,
я живу, как тот биндюжник
иль как заводной.
Приходите, посмеётесь
надо мною все.
И хотя бы вы очнётесь,
пусть не насовсем.
Но войдите тихо, боком,
чтобы я не знал
и от злости ненароком
вас не покусал.

        1995 г.



* * *

Ровная дорога жизни.
Глазу зацепиться не за что.
Прошлое исчезло в линзе
с обратной перспективой. Мелочным
кажется всё то, что сделал.
Думаю, что деградирую.
Не то, чтобы старею телом,
но юность свою пародирую.
Знал бы я тогда-то, дерзкий,
что душа пойдет порожняя
по миру на каком-то отрезке,
был в речах бы осторожнее.
Понял я китайцев древних -
вежливость — верх добродетели.
Уходи от мыслей скверных,
ведь на небе твои свидетели.

              1999 г.



* * *

Ночные мысли — как укол
иголки в нервное сплетенье,
и мысль двоится: так вот, мол,
и едет крыша от биенья
упорной думы, что ежом
топорщится в мозгу бесплодном,
и душу — ниже этажом
живущую — волной холодной
зальет отчаянье… Но сил
набравшись или выпив водки,
уснёшь и, глядь, переступил
через отчаянье кокотки,
в тебе живущей, словно жизнь
тебя содержит слишком плохо…
Гляди на солнце и держись -
так утром скажешь после вздоха…

            2005 г.



ФЕВРАЛЬСКИЙ ДЕНЬ

 
День серый, но как будто чем-то новый,
летают мошки белые под носом,
и дворник, к испытаниям готовый,
снег посыпает солью, словно просом.

Я в магазин утоптанной дорожкой
иду, в карманах руки отогревши;
сидит старушка на скамейке с кошкой,
и яблоками пахнет снег осевший.

 
          2004 г.



* * *


Тяжёлый день сегодня был: чуть не ссадили с поезда
за нарушение мною паспортного режима.
Сейчас ночь. За окном джанкойский вокзал проплывает,
хочется стишок написать без рифмованного нажима.

Буду меньше рифмовать, больше писать правды.
В купе я один, вещи почти собраны, хочется помыться.
Впрочем, как приеду, сниму номер в гостинице.
Здравствуй, моя родина, прощай неуютная заграница.

Впрочем, везде я чужой, хоть неохота мне такое писать,
ибо придётся в себе покопаться, найти чтоб виновного.
И он, конечно же, будет найден, конечно же, это я.
Такое вынужденное признание из чувства правдоподобного.


                 2006 г.



              * * *

 
Я шёл сегодня по улице,
капало с крыш, светило солнце,
было ярко, приходилось жмуриться,
и потому я походил на японца.

Я думал о тайной печали
и радовался весеннему настроению,
у книжного магазина кричали
весело девушки – новое поколение.

Было шумно – Тверская всё-таки,
как хорошо жить на свете, думал я,
и вдыхал вкусный воздух в лёгкие,
как воду пил в реке Амударья.

Кстати, Амударья. Названье из детства,
СССР, урок географии,
долго живу я, скажу без кокетства.
(Не вспоминай, не смотри фотографии...)

Я так же юн и такой же ребёнок,
только уставший и малость напуганный,
в стекле отразился мой подбородок,
а вот и я сам – возрастом застуканный –

какой-то взрослый мужчина,
сорока лет, с длинными патлами,
но ничего, это не кручина,
я счастлив здесь и сейчас, это главное.

 
                       2006 г.



Двустишия

1


Я возвратился с работы домой.
Молча разделся как будто немой.

Снял свой пиджак и рубашку и брюки,
не ощутил ни тоски я, ни скуки.

Только чуть-чуть обломала мысля:
щас вот разденусь, а что опосля?

Чем заниматься? Ага, почитаю.
Но для начала, не выпить ли чаю?

Есть пастила и зефир можно съесть.
Сладкого хочется. Сладкое есть.

Скромен мой быт, чуть богаче, чем птица
я в этой жизни. Нормально, сестрица.

В сердце покой, в голове пустота,
всё хорошо. Обманула мечта.

На выключатель на кухне нажал я,
правильно всё в этой жизни, пожалуй.

Дождик пошёл за окном. Хорошо.
Вот и весна. Что я в жизни нашёл?

Просто привык. Я уселся на стульчик.
Чайник кипит. Будет всё-таки лучше.

Всё еще сложится, нужно лишь ждать.
Впрочем, не стоит впустую мечтать.

Мясо пожарю сегодня на ужин.
Тихо, спокойно. Никто мне не нужен.




2


Лёг на диван. Хорошо ощущать
сытость в желудке и просто лежать.

Просто лежать и читать. Сделал тише
я телевизор. Открыл Макса Фриша.

Нет, надо вырубить телек совсем.
Так-то вот лучше. Включу ровно в семь.

Фриш мой любимый писатель, похоже,
на настоящий момент. Он поможет.

С каждою строчкой души пустота ль
глубже и выше?.. Растёт вертикаль.

Перечисляет предметы писатель.
Им имена дает словно Создатель.

Я удивляюсь: закат, валуны,
море, трава, бледный месяц луны.

Или вот город: трамвай, мостовая,
здание банка, бутылка пивная.

Или герой вот: оделся, взглянул
в зеркало, шаркнул ногой, сел на стул.

Словно наезд кинокамеры: круча,
глина и камни, навозная куча...

Нет философии, есть только мир
образов, жестов. И, словно факир,

преображает писатель предметы:
вот запотевший стакан, сигареты...

Странное дело: как будто открыл
дверь в бесконечность. Такой вот посыл.

Как хорошо. Пропущу я, конечно,
"Новости" нынче. Там новость конечна.




3


Я за столом. На обои гляжу.
То ли пишу, то ли словно вяжу.

Видимо, так коротаю я время.
Что ж, одиночество - лёгкое бремя.

Слева лежат на столе стопки книг,
справа лежат на столе стопки книг.

Девы Марии фигурка из гипса
передо мной на столе, там, где Ибсен.

В рамочке фото: в швейцарских горах
Ира сидит на покатых камнях.

Ножки скрестила, упёрлась руками
в камень холодный. Холодный ведь камень.

Сзади неё вдалеке зубцы гор
снегом покрытые. Неба шатёр.

Солнца лучи у неё за спиною.
Тень перед нею и перед горою.

Что я сижу? Я собрался писать.
Правду сказать? Иль опять промолчать?

Тень на обои от шкафа ложится.
Правда-неправда - всё стерпит страница.

Главное, время заполнить трудом,
чтоб успокоилось сердце потом.




4


То ли простыл, то ли нет. Не понять.
Лай за окном непрерывный опять.

Сорятся, видимо, чьи-то собаки.
Жизнь у собаки от драки до драки.

В горле першит. Не простуды ли знак?
Что-то неважно мне. Впрочем, пустяк.

Жизнь у собаки от драки до драки.
Да. Мы, похоже, как эти собаки.

Страсти, рефлексы, инстинкты взялись
смело за дело. И это-то жизнь!..

Градусник надо подмышку засунуть.
Всё хорошо. Если плохо, то плюнуть.

Просто лежать и смотреть в потолок.
Просто лежать и смотреть в потолок.

Смолкли собаки, а, может, забылся
я, вспоминая, как счастья лишился.

Не огорчаться. К чему? Ни к чему.
Быть благодарным. Судьбе и Ему.

Может, Ему благодарность, как пища,
и не нужна. Я же сердце подчищу.




5


Ветер гудит всё сильнее на крыше.
Снова улёгся, открыл Макса Фриша.

Но положил себе книгу на грудь,
может попробовать лучше уснуть?

Вот и закончился день, так похожий
на предыдущие. День ещё прожит.

Выключил свет и улёгся в кровать.
Не вспоминай. Да и что вспоминать?

Ветер на крыше вовсю завывает.
Дождь за окном. Всё на свете бывает.

Детские страхи припомнил опять.
Сладко их вновь было б мне испытать.

Впрочем, итак беспокойство и смута
в сердце моём всё сильней почему-то.

Это смятенье лелею в душе:
сладко лишь мне и не страшно уже.

Дождь перестал. Ветер стих. Пролетела
жизнь пред глазами. И вот оно - тело,

тело, в котором душа. Тридцать пять
лет говорят ему. Трудно сказать.

Скоро усну. Ничего не тревожит.
Всё улеглось. День ещё один прожит.


Май 2000 г.
 
© Создание сайта: «Вест Консалтинг»