* * *
Густые яблони.
Ни в чьем саду так тихо,
что видится, как тишина рисует
на музыку воскреснувших деревьев…
а в их объятьях спит, приклюнув носом,
усталый, ветхий дом с горбатой крышей,
и снится ему молодость своя,
без тех людей, что бросили его
в преклонном возрасте безмолвно умирать,
в густом саду с ветвями до земли,
где тишина рисует…
* * *
Я давно не сплю, как те деревья,
Что искрятся черным серебром,
Я давно люблю Твое смиренье,
Что в себе искал, но не нашел.
Сколько не пытался, хоть на нитку,
Привязаться к радости святой,
Но стоит в окладе облик темный,
Рассекая мир на Твой и мой.
Скомканные мысли не расправить,
Чтобы объяснить простой ответ:
Нет меня средь журавлиной стаи,
А ведь так хотелось полететь.
Но не важно. Важен только берег,
У которого не стыдно сесть на мель,
И моих друзей благославленье,
И Твое сочувствие: «Успел...»
* * *
Голова моя иссохла
изнутри,
ей бы хоть каплю
трезвости.
Или: вскрыть крышку
шкатулки своей, и –
удалить пустынное вещество.
Кем же ты станешь,
алкоголепоэт?
Засохшей ромашкой
между страниц своей
пьяной лирики?
Нет. Ты не сможешь,
ты – лжец…
Исцелись и любовью –
живи,
непутевый,
уставший глупец
* * *
Я говорю Вам – до встречи, Быть может, вернусь поутру, В глазах – нескончаемый вечер, Рассветы сокрылись во тьму. Я не молчу. Никогда. Но: завершаю… |
