Установить Flash player
 
Яндекс.Метрика

О нас пишут

Журнал «Урал», № 3, 2014

ИГОРЬ ПАНИН О КНИГЕ СТИХОВ ЕВГЕНИЯ СТЕПАНОВА



Игорь ПАНИН

Авангардист на грядке
[Евгений Степанов. СПАСИБО: книга стихотворений. — М.: «Вест-Консалтинг», 2012.]

Если бы не существовало Дмитрия Быкова, то Евгения Степанова смело можно было бы назвать явлением уникальным: филолог, журналист, прозаик, издатель, общественный деятель, организатор фестивалей, учредитель премий, редактор нескольких журналов и газет, глава Союза писателей ХХI века и т. д. И я совершенно не удивился, узнав недавно, что он выступил в роли телеведущего. Однако за всей этой многогранностью, за должностями и реализованными проектами как-то забывается о том, что Степанов — прежде всего поэт. Он не просто «начинал со стихов», но и активно пишет их всю свою жизнь, давно получив известность как авангардист, мастер заумной, палиндромической, верлибрической поэзии.
В представленной книге собраны преимущественно традиционные, силлабо-тонические стихи Степанова — своего рода итог тридцатилетнего литературного труда. И тем ценнее это издание, что позволяет взглянуть на автора с одной конкретной стороны; забыть о его бесчисленных, часто полярных по жанрам публикациях, экспериментах со словом, а просто почитать стихи, понять, чем он живет, что у него «внутри». Лирика Степанова проста, можно сказать — аскетична. Он избегает пафосных тем, не стремится удивлять, не демонстрирует запредельную технику, не особенно декларирует свою гражданскую позицию. Это своего рода дневник, собрание личных впечатлений за многие годы. Если допустимо говорить о «тихой лирике» применительно к современным стихотворцам, то не в последнюю очередь речь должна идти о Степанове. Вот довольно характерное стихотворение сборника:

Среди пустынных, предоктябрьских нив,
Стоит подсолнух, голову склонив.

А над его склоненной головой
Кружит грачиный беспощадный рой.

Сначала может показаться, что это Некрасов, и только третье, завершающее двустишие, возвращает читателя в наше время:

Мне эта сценка невеселая видна
Из школьного глазастого окна.

Вроде бы ничего особенного здесь нет — рифмы незамысловаты, тема далеко не нова, образы тоже не назовешь свежими, а вот сама свежесть в стихотворении присутствует. Дело не в том, что Степанов владеет некими тайными приемами, позволяющими ему незаметно для посторонних глаз бродить проторенными многолюдными тропами, — этого, разумеется, нет. Просто мы практически разучились читать стихи. Раскрывая новый поэтический сборник какого-либо автора, мы стараемся с ходу обнаружить у него оригинальные рифмы, лихо закрученные сюжеты, необычное музыкальное звучание. Не найдя всего перечисленного, откладываем книгу, чтобы никогда ее уже не раскрывать. Если вдуматься, то происходит массовое замещение поэзии суррогатом. Посмотрите, как много версификаторов появилось в нашей словесности. И не просто появилось — они процветают, раздают интервью, получают престижные награды, нередко числятся корифеями. Они прекрасно знают, что от них требуется, какого формата и качества тексты. Им ведом секрет сиюминутного успеха именно потому, что живут они только сегодняшним днем, точно рассчитывая каждый свой шаг, выверяя каждую букву.
И как-то отходит на второй план вопрос — что, собственно, считать поэзией, искусством? Известно немало примеров, когда популярные некогда авторы растворялись во времени и пространстве, практически ничего после себя не оставив, а голоса настоящих поэтов, не избалованных при жизни славой, прорывались к читателю через года и десятилетия. Об этом, кстати, Степанов пишет в стихотворении, посвященном памяти Валерия Прокошина, так и оставшегося недооцененным современниками:

тетка с косою приходит непрошено
стол накрывай второпях
тихое слово валеры прокошина
нынче звучит в небесах

лучшим поэтам немного отмерено
лет и удачливых дней
тихое-тихое слово валерино
все почему-то слышней

Научиться заново слушать это тихое слово — задача сложная, но вполне разрешимая. В книге Степанова мы обнаруживаем немало замечательных стихов, не вписывающихся в новомодные тенденции, но наследующих лучшим образцам классической русской поэзии. Причем наследие это не столько в технической области (хотя и в ней тоже), сколько в духовной. Эти стихи наполнены подлинным смыслом, от чего, как это ни обидно признавать, мы все больше отвыкаем. Не столь важно, о чем именно пишет автор, ценность его творчества определяется проникновением в тему, в суть поднятых им вопросов. А Степанов копает достаточно глубоко:

червякам на закусь
к черному вину
в землю закопаюсь
отдохну

стану удобрением
а потом сосной
небо с упоением
подопру спиной

от дождя и града
в смешанном лесу
путника как брата
ветками спасу
мир един едины
человек и лес
комья рыжей глины
синь небес

Можно сколько угодно рассуждать, что такое уже писали, что никакой особой новизны здесь нет — и все это будет правдой. Однако правдой будет и то, что это стихотворение тонкое, мастерски написанное, которое язык не повернется назвать вторичным. В том и состоит истинное мастерство — говорить об уже сказанном, но так, в такой интонации, чтобы это воспринималось как первоисточник, как творческое открытие, только что сделанное автором. И у Степанова это вполне получается. Если внимательно вчитаться, то можно отметить, что его стихи органически происходят из его биографии, характера, жизненных установок. Это в лучших традициях (без ура-патриотического нытья) русское почвенничество, хотя мало кто рискнул бы отнести к нему Степанова. Но судите сами:

эти грядки береза
сосны в липкой смоле
и торчит как заноза
тяга к земле

что мне слэмы бухие
дураки-подлецы
у меня здесь такие
кабачки-огурцы

у меня здесь гигантский
восклицательный знак
а мой прадед рязанский
был кулак

Искренность автора располагает к нему, заставляет думать над строчками, анализировать их не с точки зрения техники, а под совершенно другим углом. И начинается это с названия книги, напечатанного на обложке как «Спаси Бо». Как известно, выражение «Спаси, Бог» давно уже не встречается в лексиконе среднестатистического россиянина, а ведь сколько красоты и смыслов в нем сокрыто! Берешь в руки книгу, читаешь название и вдруг обнаруживаешь здесь второе дно. Таковы и стихи Степанова — за внешней простотой в них кроется мудрость и настоящее чувство.
Впечатление, однако, изрядно смазывает подбор текстов сборника, соседство сильных стихотворений с откровенно слабыми. И даже не столько слабыми, сколько недописанными, из которых, при должной отделке, думаю, могли бы получиться интересные стихи. А сейчас они читаются как наброски, как черновики, которые автор так и не удосужился довести до ума:

женщина костлявая как лещ
длинная и тощая как спичка
женщина удобная как вещь
умная красивая москвичка

дяденька согнутый от тоски
спрятавшийся в кущах интернета
парочка достойная строки
парочка достойная куплета

Тем обиднее, что вот таких проходных текстов в книге не так много и, на мой взгляд, вполне можно было бы обойтись без них. Вероятно, Степанов хотел, что называется, «сохранить» их, «законсервировать», вытащив из записных книжек и файлов, которые имеют обыкновение теряться и стираться. Но это в итоге ударило по композиции, хотя, к счастью, и не стало ложкой дегтя. Ну, разве что каплей…

(Журнал «Урал», № 3, 2014)